Показаны сообщения с ярлыком этнография. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком этнография. Показать все сообщения

светлым душам


Когда мне говорят, что все низости и жестокости древних веков были обусловлены тем, что и время было другое, и сам человек был другим, я как-то не могу с этим согласиться. Мне не хватает духовного разумения читать историю Ветхого Завета и понимать её в иносказательном смысле, а не буквально. А потом объяснять себе, что вот де тогда люди были совершенно другие, но с тех пор они изменились. А так ли это? Бог сотворил человека по образу Своему, а достичь подобия человек должен был уже сам, напряжённым духовным деланием. По крайней мере, сохранить, не растерять то, что получил от своего Отца. Каким-то народам это удалось в большей степени, каким-то в меньшей, а какие-то погрузились в такую сатанинскую мерзость, что и подумать страшно. Тогда начали с человеческих жертвоприношений, но ведь продолжают и до сих пор, спустя столько тысячелетий от Сотворения Мира. Другие невзирая на суровые внешние условия, в полной мере прошли сквозь дикие традиции и обряды, но сохранили в душе Неведомого Бога, и сохранили свои души незапятнанными и открытыми ко Благой Вести.
В экстремальных природных условиях Крайнего Севера могла выжить лишь цивилизация, не противопоставляющая себя Природе, а гармонично с ней слившаяся, и ставшая почти неотъемлемой её частью. То есть, чтобы жить человеку там, где климатическими условиями он поставлен на грань выживания, ему необходимо вести образ жизни, близкий к образу жизни животного мира, но при этом оставаясь человеком.
В любые времена, что тогда, что сейчас, если человек напрямую зависит от природной среды, и при этом не знает Творца, то он всегда язычник. Язычество – это плотской уровень, забота о ежедневных материальных потребностях организма. Тут один закон: «Ты - мне, я – тебе». Духу приносится какая-то жертва: мясо, шкурка, тряпочка, а взамен просится удача на охоте, рыбалке, безопасность в путешествии. О духовных потребностях, тем более о спасении души, здесь нет и речи. Об этом просто не знают, это совершенно другой духовный пласт, более высокая ступень развития. Идол – злой дух и его надо задобрить и умилостивить, чтобы не мешал жить. Здесь только страх, о Любви даже и речи нет. Но душа – она по природе христианка, и генетическая память даже в самом ортодоксальном язычнике, очень туманно, но напоминает о Божественной Любви Отца и Создателя вселенной. И голос Его – совесть – имеется в душе каждого человека от рождения до тех пор, пока она не вступает в смертельное противоречие с его плотскими устремлениями. Так вот, у каких-то народов совесть преобладает над плотскими устремлениями, а у каких-то наоборот. И вот когда перед язычником, живущим по совести, вдруг открывается духовное видение Бога, понятие о вечной душе и о Царствии Небесном – его детская вера буквально творит чудеса.
Попробуем, опираясь на исторические свидетельства современников, хотя бы краешком, вскользь прикоснуться к жизни малых народностей Севера, и рассмотреть за дикостью и неказистой внешностью их поразительную чистоту, духовную глубину и детскую непосредственность. «Будьте как дети…» - сказал Христос и Его слова в полной мере относятся к этим неуклюжим, порой отвратительным и несчастным, но высоким и светлым душам.

Игумен Митрофан (Баданин)

Легенда «О Ключевской сопке»

Когда-то в старину, давно-давно, жили в Ключевском острожке муж с женой. Его звали Кыен, так как он был из рода Медведя, а ее Атхлах — Венера, — она родилась в тот час, когда на небе зажигается эта звезда. И это были гордые и смелые ительмены. И они очень любили друг друга.

Но так случилось, что Кыен пошел против воли тойона (вождя) Ашха. Так бывает всегда — смелый ведь не видит опасности, а когда видит, то не обходит, а идет ей навстречу. Ашх был богатым — он первым из ительменов научился торговать пушниной с русскими купцами и был своим среди русских казаков. И не было потому ни в чем нужды у тойона. А Кыен был беден — все, что он добыл в тот год на охоте, ушло в ясак: казаки припомнили старые долги его отца и деда, хотя дед его умер еще до того, как авачх — рыжебородый — Отлас стал братом верховного вождя Ивара Азидама. Но Кыен надеялся, что поправит свои дела следущей зимой. Среди зимы же вдруг пошел дождь, а потом ударил лютый мороз с пронзительным северным ветром и все в тайге заковало в толстую корку льда. Звери ушли из тех мест, где охотился Кыен и ему пришлось искать новые охотничьи места. Но неудача изо дня в день преследовала Кыена и наконец он не выдержал — пошел туда, где запрещал охотиться тойон, пугая всех злыми духами, живущими в горячем озере, но все знали, что своих сыновей он посылал именно в те места, и они всегда возвращались с богатой добычей.

И правда, — здесь лежал мягкий снег и он был испещрен множеством следов: соболь гулял здесь, лисица, разбойница-росомаха…

Кыен не стал спешить с охотой — первым делом он поставил здесь юрту. И нашел такое место, где она стояла бы долго-долго и служила бы не одному поколению охотников. Не один день потратил Кыен, и юрта получилась на славу — не пропускала воду, не продувалась ветром и было в ней тепло и уютно. И охота была тоже удачной — вернулся домой Кыен с богатой добычей. Узнав, где он промышлял соболей, тойон в гневе заскрипел зубами и затопал ногами, голос его угрожающе зарокотал, предрекая скорую беду.
— Там же я видел твоих сыновей. Я обогнал их, — засмеялся в лицо тойону смелый Кыен. И гордостью за мужа светилось лицо Атхлах.
Затаил злобу Ашх.

И вот жарким летним днем, когда Кыен ловил жирных лососей для юколы, в бок ему впился дротик. Без стона упал рыбак на зеленую траву, которая тотчас побурела от крови. С криком выбежала Атхлах, бросилась к мужу. Не добежала она двух шагов и рухнула на траву со стрелою в сердце.

Они лежали рядом — кровь их соединилась. Сыновья беспощадно выполнили волю отца. Только не смогли уничтожить они охотничью юрту Кыена. Для людей она была сотворена и ничто не могло разрушить ее. Даже огонь гас, как от воды.

Но никто из охотников не появлялся больше в этих местах — боялись злого тойона, и по сей день те места у горячих ключей считаются запретными…
Там же, в острожке у Ключей, у старого и бедного охотника Лемшинги рос сын Ипльх, а в казачьем остроге у приказчика — дочь. Ее тоже, как и меня, звали Любушкой. Красивее Любушки не было девушки во всей Камчатке. Как новорожденный месяц была красива Любушка. Черные, словно смородины, глаза пугливо озирали снег. Искристые, как иней на ели, зубы выглядывали в улыбке. А брови были черные, будто ночь. Многие из сыновей вождей по долине Уйкоаль, с Курильского озера, Карагинского острова и с Олюторы-реки сватались, обещая приказчику горы мягкой рухляди. Но глух и нем был он к мольбам молодых зверобоев, рыбаков и оленеводов. Сыновья самых знатных камчатских казаков хотели породниться с приказчиком, но никому не дал он своего согласия играть свадьбу. Говорят, собрался везти Любушку отец в Якутск-град и там отдать ее за воеводина сына…

Но сердце — вольная птица, ему не прикажешь, его не заставишь любить. А уж если полюбит — пойди поймай и верни назад эту любовь. Полюбила же Любушка Ипльха. Ведь нет дела любви до того, русский или ительмен, коряк или алеут твой любимый.

Не знаю, был ли он красив, да разве за пригожее лицо любят. Не знаю, был ли он богатырем, да разве за силу любят. Знаю, что был он беден, но ведь именно в бедности как страдают, так и любят богаче, чем те, кто от собственного богатства что нищий — ни мыслью понять, ни сердцем ответно отозваться…

Алексей с изумлением слушал свою жену, весь отдавшись ее рассказу, напряженно ловил каждое слово, позабыв обо всем на свете.
— Полюбили они друг друга. На всю жизнь полюбили. Но приказчик выкинул Ипльха из избы своей прочь, лишь тот о чувствах своих заикнулся. Любушка вступилась за своего любимого — и была бита отцом, который души в ней не чаял.

И решили тогда влюбленные бежать из родного дома и жить в тайге, вдали от людей, только вдвоем.

Ночью сели они на нарты, взяли с собой самое необходимое и помчались прочь от тех людей, которые пытались заставить их отказаться от своего счастья, от любви. А разве можно заставить, Олеша, не любить?!

И целый день мчали их собаки по тундре, по тайге. Вдруг, переезжая через горную речушку, нарты провалились под лед. Ипльх успел оттолкнуть Любушку от полыньи, а сам провалился по грудь в ледяную воду. Собаки, нарты, все содержимое стремительное течение утянуло под лед.

С большим трудом самому Ипльху удалось выбраться из воды и тут же мороз сковал одежду в ледяной панцирь. Он замерзал — мороз был такой, что сороки и вороны на лету превращались в мертвую ледышку и падали на землю. И тут Любушка увидела вдали что-то внешне похожее на жилье. Да, это была та самая юрта, которую построил когда-то Кыен.

Любушка уложила любимого на ветхие шкуры и развела огонь. Она хотела отогреть Ипльха. Но ему помощь и тепло были уже не нужны. Беспощадный мороз сделал свое страшное дело. Обезумевшая от горя Любушка все надеялась, что огонь оживит ее любимого, и вот уже огромный костер пылал в жилище. При каждой новой охапке дров стена огня поднималась все выше. Но Любушка не замечала этого. Ее занимал только сам огонь — тепло жизни, которое девушка хотела пробудить в любимом.

И вот теперь на этом месте и дымит наша Горелая или Ключевская сопка. Дым от костра Любушки, не переставая, поднимается к небу и напоминает нам, что костер не потух, что любовь вечна. Иногда отчаяние охватывает Любушку. И тогда начинается извержение ее скорби. Она мстит за смерть своего Ипльха… И вновь полыхает этот костер любви…
Легенда «О Ключевской сопке» из книги Сергея Вахрина «Потомки остроклювого бога»
© photo"Великан"Даниил Коржонов

камали чинэх



Музыка характеризуется несколькими «диалектами», изученными неодинаково. К началу 1990-х годов были известны три из них: два западных – ковранский( в 17веке предположительно племя лигурин), тигильских( в 17 веке- племя кулес) и один восточный- камчадальский – племя бурин ). Музыка инструменты и жанры , взаимосвязаны с фольклорным традициями русских старожилов, коряков, курильских айнов и эвенов.
Музыку делят на песенную, танцевальную, инстрементальную и повествовательную. Песенная мелодия сопровождает импровизированный текст. Песни с лирическимтекстом у ковранцев называются чака лэс (от чак ал –«горло», «рот») у тигильцев – рептун (от репкуё – «напевать», «» голосить). Колыбельные песни, хотя и выделяются теминологически ( у ковранцев - корвэльу) собственных мелодий не имеют, а поются на различные типовые мелодии.
(на фото:Борис Жирков,руководитель этнического ансамбля "Эльвель")

У ительменцев известно 16 музыкальных и звукопроизводящих инструментов под общим названием мА лйанон – «играющий предмет». Существовал и деревянный пластичатый варган (варыга). Ительменский бубен (яяр) родствен корякскому. Флейта из дудника с наружной свистковой щелью без отверстий для пальцев у ковранцев называется ковом, у тигильцев – коун. Тексты заговоров, которые обнаружены только у ковранцев, пели на ритуальные мелодии ( камали чинэх).

Удалось спастись?Следовательно, обречен на гибель, или Правда о зомби.

Местные племена аборигенов всегда считали человека, попавшего в беду, обреченным.
Этнографу И. С. Гурвичу одна старая женщина-чукча рассказывала, как однажды ее мать после шторма гадала о судьбе своего сына, задержавшегося на охоте. Из его сапог она достала старые стельки и по направлению соломинок пыталась узнать, блуждает он или погиб. Затем с помощью магических обрядов она призвала льдину к берегу. И охотники вскоре вернулись.

Гурвич заметил, что беседы об утонувших, трагически погибших не доставляли его собеседникам удовольствия, некоторые говорили, что все забыли, не знают.

Как-то разговорились о науканских охотниках, унесенных на льдине, но разысканных и спасенных летчиками. Это было а апреле 1936 года. Спасение 16 охотников произвело сильное впечатление на местное население . Однако не все одобрили поведение спасенных, в особенности двух, упавших в воду, береговые жители других поселков, когда льдина с людьми проплывала неподалеку от них, не оказали помощи бедствующим, так как опасались мести духов.

В связи с этим этнограф поинтересовался, как вообще поступали те, кого увлекали плавающие льды. Мороз бедствующему не страшен: меховая чукотская одежда позволяет спать на снегу. Не всегда ему угрожали голод и жажда. На большой льдине можно охотиться, а снеговую воду можно пить. Если лед близко подходил к берегу, бедствующие могли спастись. Что ждало их тогда?

Оказалось, что если пребывание на льду было длительным, охотнику не следовало возвращаться в родное стойбище. Он становился терраком-изгнанником и был обречен на гибель. Живой мертвец!

Можно ли описать смятение души, ужас человека, обреченного на одиночество, не имеющего права общаться с людьми, видеть близких? Какая жертва океану!

О погибших во льдах, «взятых духами», старались не говорить. Тяжело вспоминать. Лишь однажды старый Вукэт как-то рассказал о судьбе изгнанников:

«В тот год только колхоз организовали (более точную дату он указать не смог), в яранге школу открыли, а охотились по-старому. Зима была трудная, к весне запасы мяса подошли к концу. На припае стали охотиться. Вот тогда бед много было. Ветром лед с охотниками и в Наукане и в Яндогае от берега унесло. У нас такого не было, тихо, только зверя мало. Как-то подхожу утром к яме с моржовым мясом — вижу: тень метнулась. Человек убегает. Если бы наш был или оленный, то в ярангу бы пошел. Наверное, тонул или льдом унесло. Отвернулся. Боялись их у нас: человек или черт уже. Тепарь думаю — человек».

Широкое распространение получил рассказ о судьбе известного в 50-е годы зверобоя Нутенкэу. Он был очень популярен на побережье . Славился удачей. Потом запил, его стали мучить кошмары. Родным говорил, что скоро погибнет. Как-то ушел на промысел и не вернулся. Долго безуспешно искали. Впоследствии разнесся слух, что его видели около одного из дальних поселков.

— Наверное, случилось с ним какое-то несчастье, считал, что обречен духами, нельзя ему подходить к человеку, — комментировали это событие аборигены. Очевидно, что в некоторых стойбищах на побережье еще соблюдались архаические обычаи и правила.

Итак, древний обычай, связанный с верой в злых духов, не позволял потерпевшим бедствие на море возвращаться в родные селения. Обычай запрещал им искать пристанища и у соседей, а последним оказывать помощь пострадавшим. Злые духи требовали жертв и получали их. Нечто подобное происходило и у коряков: тонущих не спасали.

Так же поступали и древние ительмены (камчадалы). Среди материалов на Камчатке обнаружилась выписка из труда известного естествоиспытателя, участника Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга Георга Стеллера. Он, так же как и С. П. Крашенинников, интересовался бытом и жизнью камчадалов, их обычаями и нравами.

"Если в прежние времена, — писал в своем отчете о пребывании на Камчатке Г. Стеллер, — кто-либо случайно падал в воду, то ительмены считали большим грехом, если этому человеку удавалось как-то спастись. Они такого мнения: если человеку уже предопределено утонуть, то он поступил не правильно, не утонув. Этого человека с тех пор уже никто не впускал в свое жилище, никто больше с ним не разговаривал, ему не подавали решительно никакой пищи, не отдавали ему женщин в жены. Такого человека ительмены считали на самом деле уже умершим, и ему оставалось искать счастья на чужбине либо умереть дома с голоду».

В другом месте своего сочинения Стеллер добавил следующее:

«Если кто-нибудь на глазах других падал в воду, присутствующие не давали ему спастись, а насильно топили его, помогая ему умереть».

Но самое страшное, что и сами спасшиеся считали себя, живыми мертвецами, этакими чукотскими зомби. В их психике происходили необратимые изменения, и они переставали быть людьми, поэтому и вели себя соответствующим образом, ужасая своими действиями и поступками оседлых жителей.

i-net.

ворон-обманщик



Однажды старый ворон* пришел на берег океана полакомиться. Нашел он под камнем большого краба, ухватил его клювом, вытащил и только собрался разбить и съесть, как другие крабы схватили его за лапы.
—   Эй! — сказал ворон.— Кра-кра,— сказал ворон.
Краб вывалился у него из клюва и был таков! А другие не испугались, держат ворона, не отпускают. Плохо дело!
—   Ладно уж,— сказал ворон.— Не буду вас больше трогать. Отпустите меня!
А крабы не отпускают: видно, не верят ворону. Испугался ворон, принялся нахваливать крабов.
—   Какие вы красивые, кра-кра! Я вас так полюбил! Хотите, отдам вам в жены мою тетку?
—   Настоящие крабы не женятся на воронах,— отозвался наконец один из крабов, и остальные с ним согласились.
—   Какие вы большие, кра-кра! — продолжает ворон нахваливать крабов.— Хотите, отдам вам каяк* моего деда? Совсем новый!
—   Настоящим крабам каяк не нужен,— холодно сказал самый маленький краб, а остальные гордо отвернулись.
«Что же делать? •— растерялся ворон.— Вода-то ведь прибывает!»
—   Крупнолобики! — взмолился он.— Отпустите меня! Я же утону!
Молчат крабы, хоть бы один откликнулся.
—   Эх вы, какой ручей пропадает! — вздохнул ворон.— Я только затем и прилетел, чтобы подарить вам тот ручей, да заболтался что-то, кра-кра...
—   Какой ручей? Где он? — всполошились крабы и тут же отпустили ворона.
—   Пошли провожу,— засмеялся ворон и, взмахнув крыльями, полетел вдоль берега.
А немногие смельчаки, те, что последовали за ним, быстро сбили на камнях свои башмаки и вернулись.
Полетел ворон вдоль берега и увидел вдруг рыбку. «Кто-то ее потерял»,— решил ворон и стал лакомиться. Наелся и полетел. Летит, блестит на солнце: чешуя налипла на перьях, вот и сияет. Смотрит ворон, стоит на берегу медведь, оленя свежует.
—   Кра-кра,— окликнул его ворон. Поднял голову медведь, удивился:
—   Что с тобой, ворон? А ворон в ответ:
—   Прости, медведь, тороплюсь. Видишь, даже почиститься не успел.
—   Да что стряслось-то? — не отстает медведь.
—   Ох, боюсь, не успеешь ты, косолапый. Там ее столько!.. На всю зиму хватит, если, конечно, не растаскают...
—   Ты это о чем? О рыбе? — догадался наконец медведь.
—   Ну да,— обрадовался ворон.— Беги скорее, а я оленя посторожу.
Медведь поспешил к рыбе, а ворон преспокойно принялся за оленя. Наелся и улетел, только его и видели. Вернулся медведь злой, усталый, а ворона и след простыл: улетел подальше от берега, чтоб медведь не нашел. Да и ягод ему захотелось: после рыбки да оленины неплохо и ягодами полакомиться.
Полетел ворон к белке. Уселся возле ее дома и стал ждать. А вот и белка с лукошком, по веткам прыгает, домой торопится. Смотрит, на пороге ворон сидит.
—   Посторонись, пожалуйста,— просит белка ворона.— У меня там бельчата голодные.
—   Пустяки,— махнул крылом ворон.— Мы с тобой столько лет не виделись, кра... Расскажи лучше, какие новости? Слыхала, кто-то рассердил медведя? Говорят, он теперь зол на весь свет, кра... Да что ж ты молчишь?
—   Меня бельчата ждут, пусти,— снова попросила белка.— Я скоро вернусь. Я же несу им поесть...
—   Да я и сам спешу,— заверил ее ворон.— Из-за тебя только и задержался. А ягоды у тебя какие! Одна другой лучше!
Покосился ворон на лукошко, а белка на него смотрит. Смотрит и говорит:
—   Знаешь что, давай потанцуем! А потом я угощу тебя ягодами, хорошо?
—   Хорошо! — обрадовался ворон.— Жаль только, музыки нет, да и спешу я. Давай начнем прямо с ягод?
—   Ха-ха-ха,— расхохоталась белка.— Да ты, наверное, и плясать не умеешь!
—   Ну да уж,— обиделся ворон.— Знаешь, какие мы, вороны, музыкальные?
—   Мы тоже,— гордо сказала белка.— Давай-ка я буду петь, а ты пляши. Посмотрим, как у тебя получится!
—   Кра! — взмахнул крыльями ворон.— Я и с закрытыми глазами могу. Начинай!
И ворон, зажмурившись, закружился над деревом. А белка тут же юркнула в свой домик.
—   Как можно! — возмущался потом ворон.— Такая кроха — и такая обманщица!
Вот и сказке Ворон-обманщик конец, а кто слушал - молодец!

мастерская декоративно-прикладного творчества "Уйирит"

Старинное ительменское искусство плетения из травы представлено в изделиях, применявшихся как в быту, так и во время исполнения обрядов и ритуалов. Это плетенные из сушенной морской травы тувейки сумочки-лэпхе, сувенирные корзинки и шкатулки, куклы, женские налобные украшения и пояса, коврики, необычные костюмы, сделанные целиком из рыбьей кожи. В прошлом, рыбья кожа применялась ительменами для пошива обуви и сумок, в наши дни уникальная технология оказалась практически утраченной.
Секреты создания этих вещей испокон веков передавались ительменским народом от поколения к поколению. Сегодня в творческой мастерской возрождаются забытые традиции народного творчества.

*Уйирит" костер

к чему снятся казачкИ?))

Камчадалы очень любопытны, и им все хочется знать наперед;
особенно падки они на истолкование сновидений, и ежедневно утром они первым делом рассказывают друг другу свои сны и истолковывают их. Относительно некоторых сновидений они располагают уже заранее на опыте проверенными axiomata (объяснениями) вроде встречающихся в сонниках. Например, видеть во сне вшей или собак предвещает прибытие проездом казаков; если же им во сне приходится сходить по естественным надобностям, то это значит, что прибудут гости-единоплеменники.

Если же объяснения сновидения не укладывается в обычные на этот счет правила, то они прибегают к шаманству для выяснения, принесет ли сон счастье или несчастье.

Георг Вильгельм Стеллер «Описание земли Камчатки». Франкфурт; Лецпциг, 1774.

легенды Камчатки о Всемирном потопе

Ительмены рассказывают также о потопе и об огромном наводнении, постигшем всю страну. Это случилось вскоре после того, как Кутка у них исчез, и тогда утонуло много людей; правда, некоторые пытались спастись в лодке, но для этого волны вздымались слишком высоко. Те люди, которые остались в живых, построили большие плоты, связав между собою крупнейшие древесные стволы, и сели на них с достаточным запасом продовольствия и со всем своим имуществом. Чтобы не быть унесенными в море, они привязали к ремням огромные камни и опустили их вместо якорей на дно. После спада воды они очутились со своими плотами на высоких вершинах гор.

Георг Вильгельм Стеллер «Описание земли Камчатки». Франкфурт; Лецпциг, 1774.

О происхождении ительменов

Что же вообще касается представлений ительменов о божестве и духах и всего их религиозного учения, то у них в этом отношении наблюдается полная неразбериха: их мысли бессвязны, не продуманы, маловероятны и настолько курьезны, что сначала мне совершенно не верилось, что они высказывали все это вполне серьезно, и я первоначально усматривал в этом одну только забаву. Благодаря своему чрезвычайно живому воображению ительмены стараются объяснить решительно все явления, не оставляя ничего, даже мелочи, без соответствующей критики; так, например, их интересует даже мышление рыб и птиц. При этом, однако, они совершают ту ошибку, что ни одной вещи они хорошенько не продумывают, но верят ей, как бы она ни была неправдоподобна и смехотворна. Основными столпами их веры являются antiquites sententiae (древность мнения) и auctoritas patrum (авторитет предков). Их утверждения могут быть без особого труда отвергнуты, и они легко склоняются на разумные доводы и более обоснованные мнения. Вообще же они очень легко отказываются от своих представлений безо всякой критики, лишь бы их убедили, что их верования неправильны. С другой стороны, их мало интересует замена отброшенных мнений новыми, лучшими. В таких случаях они вообще не верят ни во что и чувствуют себя при этом прекрасно. Я переспросил свыше сотни людей, неужели им при созерцании неба, звезд, солнца и других явлений никогда не приходила мысль о необходимости существования бога, который все это устроил так мудро и которого за его великое могущество и за множество даруемых им благ следует столько же любить, сколько и бояться. На это они мне без обиняков отвечали, что подобные мысли им никогда не приходят, что они никогда по этому поводу не испытывали ни чувства страха, ни любви, ни желания познать все это, да и сейчас не испытывают ничего подобного, и что они чрезвычайно рады своему неведению, подобно тому, как я могу радоваться своей мудрости.
Георг Вильгельм Стеллер «Описание земли Камчатки». Франкфурт; Лецпциг, 1774.








Из основных положений христианской религии они в первую голову выбирают и запечатлевают в своей памяти те, которые касаются понятий чисто телесных, отличаются характером историческим и захватывают их воображение. Никогда они не беседуют о христианской религии или о своем былом суеверии, иначе как сопровождая такие беседы постоянным смехом: они совершенно не желают обнаружить ни естественной робости, ни малейшей почтительности к богу, и я того мнения, что среди других народов не найти ничего подобного. Их вероучение состоит из следующих положений:
1) Кутка создал мир и все, что в нем; что же касается вопроса, откуда он сам произошел, то они ничего не знают об этом, как ничего не знают и о том, считать ли его богом или человеком и в каких отношениях он находится с дьяволом и с прочими духами.
2) В мире все зависит от самого человека и его удачи, и поэтому незачем верить в промысл божий. Один человек дает жизнь другому, самим людям приходится думать о своем пропитании и благополучии, и богу решительно нет до них никакого дела, как и им до него, а потому они обязаны ему тем же, чем он им. Необходимость смерти происходит от духов. Счастье они называют словом «асанг» или «цанг», для несчастья же в их языке не существует обозначения. Счастливыми они считают тех, кто долго живет и имеет все в изобилии, когда же кого-нибудь постигает неудача, они в этом усматривают непреложный признак близости его конца. А для того, чтобы не быть продолжительное время несчастным, у них дозволяется и даже рекомендуется самоубийство как быстрый способ избавления от неудачи.
3) Мир a parte posteriori (в конечном итоге) вечен, душа бессмертна, тело мертвого когда-нибудь снова воскреснет и соединится с прежнею своею душою и тогда уже будет жить вечно, но именно таким же точно образом, как оно и сейчас живет на земле, то есть при постоянном труде. Там будет намного лучше, все будет в изобилии, не будет русских, все будут жить снова вольно, как и раньше. Один ительмен по секрету сказал мне, что он оттого не желает креститься, что ему тогда придется попасть на небо, которое он от всего сердца предоставляет в распоряжение русских, так как сам он стремится к своим родичам в подземные края, ибо с казаками и на небе ительменам будет житься не лучше, чем здесь теперь, когда приходится все сносить от них так терпеливо.
4) Все, даже мельчайшие мухи, снова воскреснут, причем каждая непосредственно сейчас же после своей смерти, и все они будут жить под землею. Последняя, полагают они, по форме своей плоска: если бы она была кругла, то, по их мнению, все люди должны были бы сосредоточиться на самой верхушке шара, так как иначе все свалились бы с него. Под нашею землею они предполагают наличие другого неба и другой земли. Нашу земную поверхность они считают изнанкою подземного неба: когда у нас лето, в подземном мире зима. Свет, дождь и снег мы получаем с неба, или из верхнего мира. Когда же это все проникает сквозь нашу землю и попадает на небо преисподней, то это вызывает там летом дождь, а зимою снегопад, как и у нас. Этот взгляд они подкрепляют вопросом: куда бы могло иначе деваться, если бы это было не так, то огромное количество снега, который выпадает ежегодно? Следовательно, они представляют себе systema mundanum (мировую систему) в виде бочки с тремя днищами.
5) Относительно наград и наказаний после смерти они ограничиваются только заявлением, что те, которые были тут, на земле, бедны и нуждались, в преисподней будут богаче, богачи же обеднеют, чтобы таким образом установилось некоторое равенство, ибо не все могут быть богатыми, а бедняки не должны на веки вечные оставаться бедняками. Кроме того, по их мнению, вовсе не нужно, чтобы бог карал людей за их грехи: и без того большое несчастье для человека, если он от природы плох, и тем самым он уже в достаточной мере наказан самими людьми: ведь если кто-либо при жизни был вором или прелюбодеем, то его за это в свое время жестоко избивали, а порою даже убивали, никто с ним не дружил, а следовательно, сам он был всегда беден и во всем нуждался.
Когда я старался разузнать, откуда у ительменов такие воззрения, они отвечали мне: «Наши старики и отцы так говорили». Я спрашивал тогда: «А откуда узнали все это ваши отцы? То, во что веруем мы, христиане, нам было сообщено свыше богом через святых людей и записано в священной книге». Они на это отвечали: «Вот откуда узнали все это наши предки. В подземном мире, куда мы с телом и душою, по примеру всех созданий, переносимся немедленно после смерти, живет великий и могущественный ительмен по имени Хаэч. Он один из первых сыновей Кутки и был первым из всех людей, умерших на Камчатке. Он долго проживал в полном одиночестве в подземном мире, пока не умерли также обе оставшиеся после него дочери и не ожили снова у него. Тогда Хаэч решил вернуться в верхний, надземный мир и подробно сообщить своим братьям о том, что происходит в преисподней с человеком после его смерти. Обе дочери его захотели тотчас же сопутствовать ему, но он отказался исполнить их желание и убежал тайком. Подойдя к своему прежнему жилью, он, однако, в него не вошел, а остановился наверху перед дымовым отверстием и оттуда рассказал своим добрым знакомым и друзьям обстоятельно обо всем, после чего все они с тех пор в это единодушно и твердо уверовали. А так как они очень испугались его и многие из тех, которые видели и выслушали Хаэча, вскоре после этого умерли, то было решено всякий раз, когда кто-нибудь умрет в жилье, покидать последнее и строить новое*. (Нового жилья, по их мнению, покойнику будет не найти, даже если бы он вздумал вернуться.) Когда же Хаэч окончил свой рассказ, из преисподней явились сильно разгневанные обе его дочери и убили Хаэча перед дымовым отверстием, так что ему пришлось умереть дважды».
По представлению ительменов, этот Хаэч является первым в подземном мире лицом; при приеме умерших и вновь там воскресших ительменов он поступает с ними по-разному: прибывшему туда в новой, красивой и очень хорошей кухлянке или шубе из собачьего меха и приехавшему на санях, в которые впряжены крупные, сильные и хорошо откормленные псы, он дает малоценную, старую и поношенную шубу и плохих собак, тому же, кто приехал в плохой одежде и на плохой упряжке и жил на земле в бедности, он дарит новую шубу, хороших собак и предоставляет ему лучшее и более выгодное в смысле питания место, чем прочим*. И вот покойники начинают там жизнь, схожую со здешней, строят остроги, балаганы, ловят рыбу, зверей и птиц, едят, пьют, поют и пляшут. По уверению ительменов, в преисподней гораздо веселее и приятнее, чем на земле: там меньше бурь, дождей и снега, чем на Камчатке, население чрезвычайно многочисленно и всего есть вдоволь; одним словом, там все устроено так, как было устроено вначале, во времена Кутки, на Камчатке. Они уверены, что жизнь на земле с течением времени ухудшается, что людей становится все меньше и меньше, да и остающиеся порочнее прежних, что пища также убывает, потому что и животные вместе с людьми спешат перебраться в преисподнюю, например медведи с убивающими их охотниками, северные олени и каменные бараны вместе с убивающими их стариками.
Величайшим и лучшим счастьем, какое только может выпасть на долю человека после его смерти, является, по мнению ительменов, такой случай, когда его пожирают прекрасные собаки, ибо это гарантирует ему владение ими в подземном мире.
В преисподней, по их представлениям, каждому возвращаются его жены, и старики так радуются возможности попасть в этот рай, как может радоваться верующий христианин надежде попасть на небо, и даже, пожалуй, у них больше уверенности в этом. Так как они нисколько не боятся смерти, то в прежнее время они охотно предоставляли себя живьем на растерзание псам, топились, вешались и многообразными способами налагали на себя руки с целью самоубийства[11]. Не желающие принять крещение старики–ительмены возражают против него указанием на то, что в таком случае им придется, наверное, попасть на небо, что звучит, конечно, очень самонадеянно и весьма высокомерно. Они говорят, что охотнее удалятся под поверхность земли. Когда же я их спрашивал, не противно ли им, что их дети принимают крещение, они отвечали: «Раз уже положено начало тому, чтобы мир обрусел, то пусть русские обычаи и компания с русскими будет им (то есть ительменам) более по сердцу, чем наши обычаи; мы же для этого слишком стары и предпочитаем отправиться к своим предкам».



motif from an itelmen khodila

Salmonberry . Salmonberry
Salmonberry,come aut!
Salmonberry is growing
Very beautiful,
A little flower,
A beautiful flower.
Salmonberry has grown
Very tasty!

Почитание духов природы

Более 20 лет японский кинодокументалист и этнограф Юничи Ушияма снимал жизнь людей в отдаленных уголках мира. Результатом работы стал цикл уникальных фильма, представляющих древние обычаи многих народов. Но время течет, и многое из того, что мы видим, успело безвозвратно уйти в прошлое.


Утро в розовой кухлянке

В истории народов Камчатки рыбе, как символу благополучия, отведено особое место.Издревле наделяли её человеческими качествами, слагали о ней легенды и песни. Каждый год после долгой зимы аборигены колдовали над реками. Считалось: если достойно встретить первую рыбу, то год будет сытным. Чтобы задобрить долгожданных гостей проводили специальные магические обряды.

Утро в розовой кухлянке
Распахнуло небосвод.
Наши чайки-северянки
Праздник ждут у синих вод!
Нынче праздник отмечаем:
Рыбу в реки зазываем,
Дань традициям, обрядам
Отдадим сполна.
Пусть рыбой наполнятся реки
Прозрачной пусть будет вода!


С древних времен Обряд первой рыбы открывал сезон рунного хода лосося, рассказали Fishnews.ru в Ассоциации коренных малочисленных народов Севера г. Петропавловска-Камчатского. Действие проводилось поздней весной или в начале лета и было тесно связано с законами природы. Ведь именно в это время рыба начинает заходить в реки, что для ительменов (коренных жителей края) является жизненно важным событием.
На реке ставят чиручи или, так называемые, мордушки. Попавшую в чиручи рыбу разделывают: отрезают голову, вынимают икру и остальные внутренности. Затем срезают траву, собирают листья и все это сплетают вместе в длинную косу. При ее плетении соблюдают большую осторожность, чтобы все икринки остались целыми. Когда коса готова, племя ительменов идет на реку и протаскивает ее против течения реки, при этом громко выкрикивая: «Ой, как много рыбы приплыло, много-много рыбы!».
Затем косу с почетом вывешивают на дерево около реки. Древние предпочитали, чтобы при обряде присутствовала беременная женщина, так как считалось, что это усиливает энергетику и связь с добрыми духами. Затем ительмены бросали в огонь подношения (еду) богам, готовили уху из попавшей в ловушки первой рыбы и танцевали. После обряда можно было быть уверенным в том, что в реки и в этом году придет много лосося.


Костюм с секретом

Почти полтора столетия обрядовое облачение шамана Буринча переходило к его наследникам: в этом распашном халате, в этих наножниках, под звуки этого бубна разговаривали с духами его сын по имени Эмен, его внук – Кирик и правнуки Мейны и Мачем. Они знали, у кого надо спрашивать имя новорождённого, как вылечить заболевшего, совершали похоронный обряд и наставляли сородичей в малых и больших делах…


Необычный экспонат появился недавно в Камчатском краевом художественном музее – древнее облачение эвенского шамана. Более 150 лет, переходя по наследству, эта одежда служила своим непростым хозяевам.

Имя эвенского шамана Буринча старики села Хаилино Олюторского района передают из уст в уста, - Белый Камень (так переводится его имя) считался сильным шаманом! Его обрядовые одежды шились с особым тщанием: старинную кожаную шапку украшает вышивка подшейным волосом оленя, - это высшее мастерство! Никто уже не помнит, кому доверял Буринча кроить свой чёрно-белый халат, чьи руки держали древнюю иглу, которой сшивались куски ткани и кожи. Никто не знает, откуда на шаманской шапке появился металлический бубенчик с изображением монгольской лошади и кто сделал металлическую ручку для бубна. Никто и не посмел бы спросить об этом Белого Камня, – шаман даётся народу свыше, знания свои передаёт только посвящённым, и горе тому, кто посмеет в этом усомниться!

Почти полтора столетия обрядовое облачение шамана Буринча переходило к его наследникам: в этом распашном халате, в этих наножниках, под звуки этого бубна разговаривали с духами его сын по имени Эмен, его внук – Кирик и правнуки Мейны и Мачем. Они знали, у кого надо спрашивать имя новорождённого, как вылечить заболевшего, совершали похоронный обряд и наставляли сородичей в малых и больших делах… После правнуков культовый костюм шамана Буринча достался его пра-правнуку Фёдору Мирхини (второе имя - Кимельхут). У Фёдора, родившегося при советской власти (1940 год) облачение пра-прадеда долгое время лежало без дела, - нельзя надевать на себя обрядовые одежды предка, если ты не знаешь, что с ними делать (а в советское время и не знали уже…). Фёдор и не пробовал надевать. Собирались отдать халат и шапки предка пра-пра-правнуку шамана Виктору Горнани, но и ему культовая одежда оказалась без надобности. Хранили, потому что положено такие вещи хранить, как наследство.

В 21 веке Фёдор Мирхини тяжело заболел. Жена его Людмила в отчаянии решила избавиться от шаманского наследства, - считалось, что хозяина настигла болезнь из-за хранения этих вещей. Даже мелькнула мысль сжечь культовый костюм вместе с бубном!

Уникальную вещь спасли музейщики: будучи в этнографической экспедиции, они увидели костюм шамана Буринча и упросили стариков не сжигать его, а продать краевому художественному музею. Главный аргумент хранителей древностей: люди обязательно должны видеть, как выглядел настоящий костюм шамана, - сейчас это такая редкость! Сожжём – и лишимся ещё одной странички в истории камчатских аборигенов.

Людмила Мирхини всё-таки решилась продать обрядовую одежду в музей. К сожалению, Фёдор Мирхини об этом уже не узнал: в начале этого года он ушёл к верхним людям, так и не одолев свою болезнь.

А культовая одежда отправилась в Петропавловск-Камчатский. В краевом центре новая хранительница одежд умудрилась легкомысленно примерить их на себя. Она слегла в тот же день: сначала с воспалением лёгких, а потом и вовсе попала в больницу с диагнозом "злокачественная опухоль"… Однако, как только костюм из её квартиры перекочевал в витрину музея, болезни отступили, страшный диагноз сняли, жизнь стала налаживаться… О других недавних трагических обстоятельствах постигших тех, кто прикасался к этому непростому костюму рассказывать не стану по просьбе участников событий.

В музее скептики с недоверием смотрели на старые кожаные одежды, уважая в них лишь древность и мастерство изготовителя. Однако искусствовед Антонина Черкашина, прежде чем заниматься изучением раритета, провела обряд, который ограждал её от воздействия потусторонних сил, и рекомендовала сделать то же самое всем сотрудникам… Облачение шамана Буринча сфотографировали и заключили в стеклянную витрину, строго наказав коллективу без дела к экспонату не прикасаться…
До сих пор нет ответа, почему на самом севере Камчатки такое невероятное смешение культур. Например, в Олюторском районе жители легко понимают эвенский, корякский и чукотский язык, и даже в одежде – невероятная смесь: корякская кухлянка может иметь эвенский элемент - "фартук" с вышитым на нём "календарём". Древняя одежда аборигенов – ключ к отгадке. Специалисты оценивают возраст костюма шамана Буринча в 160 лет, более точно возраст экспоната установят с помощью углеводородного анализа.

Фото из фондов Камчатского краевого художественного музея
© Вера Ступникова

народы и география


Потомки ворона Куйкыняку




Автор фото:Анастасия Ерохина Алексеевна
Петропавловск-Камчатский


Берингово море

БЕРИНГОВО МОРЕ названо такъ кап. Головинымъ въ честь русскаго капитанъ-командора В. Беринга. Б. море, ограниченное съ ю. о-вами Алеутскими и Командорскими, къ с. постепенно суживается и кончается Беринговымъ проливомъ. Крайнія линіи Б. моря: шир. 52° и 66° 30′ сѣв.; долг. 162° 20′ вост. и 157° зап. отъ Гринвича; его границы: территорія Аляски, Чукотская земля, Корякская земля и сѣв. часть полуострова Камчатки. На зап. берегу мысы Чукотскій, Наваринъ и Олюторскій; между ними зал. Анадырскій. Къ ю. отъ мыса Олюторскаго до мыса Озерного снова нѣкоторое углубленіе берега и въ немъ о-въ Карагинскій, отдѣленный отъ берега проливомъ Графа Литке. Въ вост. части Б. моря 2 залива: Нортонъ, между мысами Принца Валлійскаго и Румянцева (туда впадаетъ самая большая рѣка Б. моря — Юконъ, по мѣстному — Квихпахъ), и зал. Бристольскій, между м. Ньювенгамъ и Аляской. Камчатка, Алеутскіе и Командорскіе о-ва изобилуютъ еще дѣйствующими вулканами, изъ которыхъ Ключевская сопка поднимается до 16.000 фт. По глубинамъ Б. море раздѣляется рѣзко на двѣ части: къ с. отъ линіи между м. Наваринъ и о-вомъ Уналашка глубины не болѣе 100 морск. сж. (180 мтр.); къ ю. отъ этой линіи глубины болѣе 2000 морск. сж. (3600 мтр.). Острова вдоль зап. берега — Карагинскій и Св. Лаврентія. посреди моря — Св. Матвѣя, о-ва Прибылова и у самаго берега Аляски — Нунивокъ; между Св. Лаврентіемъ и Б. проливомъ — Иштыгранъ, Аракамчеченъ, Следжъ, Укивокъ. Государственная граница идетъ отъ пролива между о-вами Райманова и Крузенштерна въ Б. проливѣ сперва по меридіану 169° 58′ зап. отъ Гринвича до параллели 65° 30′ сѣв., потомъ поворачиваетъ на з., на середину пролива между материкомъ и о-вомъ Св. Лаврентія, и далѣе продолжается до середины пролива между о-вами Командорскими и Алеутскими. Вѣтры весною преобладають сѣв.-вост., а начиная съ іюня, переходятъ въ юго-зап., и число штилей увеличивается. Осень бурная, и тогда очень часты штормы отъ ю.-з., изрѣдка смѣняемые такими же отъ с.-в.; юго-зап. вѣтеръ сопровождается туманами. Климатъ холодный, средняя температура воздуха въ южн. части моря даже въ лѣтнюю половину года окодо 7° Ц. Правильнаго постояннаго теченія въ Б. морѣ пока не нашли, и движеніе водъ его находится подъ вліяніемъ вѣтровъ. У нашихъ береговъ моря наблюдаются спорныя теченія. Южн. граница льдовъ проходитъ южнѣе у береговъ Америки, нежели Азіи. Примыкая къ берегу у Бристольскаго зал., она спускается къ о-вамъ Прибылова и тутъ поворачиваетъ на с., достигая на меридіанѣ м. Наваринъ шир. 62° сѣв.; отсюда она спускаетея по берегу Камчатки до шир. 60° сѣв.; въ годы особенно продолжительныхъ вѣтровъ обломки плавучихъ льдовъ попадаются и южнѣе. Весною, въ апрѣлѣ, льды начинаютъ отодвигаться къ с., прежде всего вдоль береговъ, и какой берегъ откроется ранѣе — зависитъ отъ вѣтровъ, а середина моря дольше занята плавучими льдами. Къ с. отъ о-ва Св. Лаврентія море на з. ранѣе очищается ото льдовъ, нежели на в.; также и въ Б. проливѣ; послѣдній обычно вскрывается между 15—25 іюня (нов. ст.), но случалось, что его проходили и 22 мая (нов. ст.). 10 окт. (нов. ст.) считается крайнимъ срокомъ для прохода Б. пролива; у мыса Чаплина суда могутъ ходить до 25 окт. (нов. ст.), а иногда и до конца ноября. Уклоненія отдѣльныхъ годовъ, какъ вездѣ въ полярныхъ странахъ, бываютъ значительны.
Военная энциклопедія (Сытинъ, 1911—1915)

на собаках

«Езда на собаках с бродовщиком, который дорогу прокладывает».
Гравюра из книги С.П. Крашенинникова
«Описание Земли Камчатки».

Первая "скаска" Вл. Атласова, 1700 года.

208 году, июня в 3 день, явился в Якутцком в приказной избе, перед стольником и воеводою Дорофеем Афанасьевичем Траурнихтом да перед дьяком Максимом Романовым Якутцкий пятидесятник казачей Володимер Отласов и сказал:




В прошлом в 203 году, по указу великого государя, посылан был он Володимер с служилыми людьми за Нос в Анандырское зимовье, для государева ясачного сбору. И собрав казну великого государя в Анадырском с ясачных Юкагирей на 205 год, выслал в Якуцкой город с служилыми людьми. И после ясачного платежю, в том же 205 году, по наказной памяти, пошел он Володимер из Анандырского на службу великого государя для прииску новых землиц и для призыву под самодержавную великого государя высокую руку вновь неясачных людей, которые под царскою высокосамодержавною рукою в ясачном платеже не бывали. А служилых де и промышленных людей ходило с ним Володимером 60 человек, да для соболиного промыслу Анандырских ясачных юкагирей 60 человек.
И шли де они из Анандырского чрез великие горы на оленях полтретьи недели и наехали подле моря к губе на Пенжине реке в Акланском и в Каменном и в Усть-Пенжинском острожках неясачных седячих пеших коряк человек ста с три и больши, и призвал их под государеву самодержавную высокую руку ласково и приветом, и собрав с них ясак лисицами красными, выслал в Якуцкой с служивыми людьми с Олешкою Пещерою с товарищи. А бою де у них с ними не было, потому что по государской участе учинились они неясашные коряки покорны.
А ружье де у них — луки и копье, и начального человека они над собою не знают, а слушают которой у них есть богатой мужик. А товары де надобны им — железо, ножи и топоры и пальмы (?), потому что у них железо не родитца. А соболей де у них на устье Пенжины реки нет, а питаютца они рыбою, и аманаты не держатца (т. е. — не дают их?..).
И от тех де острогов поехал он Володимер с служилыми людьми в Камчатцкой нос, и ехал на оленях подле моря 2 недели, и от того Камчатского носа, по скаскам иноземцов вожей, пошли они чрез высокую гору и пришед к Люторским острогам, к иноземцам к люторам, и по наказной памятии под царскую высокую руку призывал ласкою и приветом, и привел их немногих людей и в ясак писал с них лисицы. А промышляют де они те лисицы себе на одежю близь юрт своих, а соболи де от них по горам недалече белые, и соболей де они не промышляют, потому что в соболях они ничего не знают. И русские люди у них преж ево Володимерова с товарищи приезда нихто не бывали, для того они соболей не промышляли. И бою них с ними никакова не было, а ружье де у них луки и стрелы костяные и каменные, а железа у них нет и не родитца, и опричь железново — ножей и палем и копий — иного они ничего у них не берут. А аманатов де своих они не держатца -ж.
И от того острожка отпустил он Володимер 30 человек служилых людей да 30 юкагирей подле Люторское море для проведыванья той земли и островов и для призыву под царскую великосамодержавную руку вновь неясачных людей с ясачным платежем. А сам де он Володимер с достальными служилыми людми и юкагирами пошли подле Пенжинское море к Камчатке и к иным рекам.
И недошед Камчатки реки наехали неясачных оленых коряк 2 юрты, и ласкою их под царскую руку призывал, и они ясаку великому государю платить не стали и грозили их побить всех. И он де Володимер, поговоря с служилыми людьми, громил их и побил.
И после того ясачные юкагири Почина с родниками послали от себя к родником своим Коме с родниками юкагиря Позделя и велел им их Володимера с товарищи побить, и отнюдь бы де их Володимера с товарищи не спущали, а он де Почина с родниками своими русским людем не спустит — побьет их всех. И после того пришед они (юкагири) к Анандырскому острогу, хотели взять и служилых людей побить. А пронеслась та речь от них же юкагирей, и по тому их согласию идучи подле Пенжинское море ясачные юкагири Ома с родниками трое человек отходили от него Володимера в сторону и пришед сказали: подсмотрели де они на дороге коряцкой лыжной след. И он Володимер для подлинного проведыванья послал с ними служилых людей 4 человек, и он Ома с родниками, отведя их казаков от него обманом, следу им не оказал, и заночевались. И ночною порою 3 человек казаков (Ома) убил до смерти, а родник де их Еремка Туланов на четвертого человека на Яшку Волокиту пал и убить не дал, и они юкагири ево Яшку в 4-х местех изранили. И послал он Еремка к ним Володимеру с товарищи родника своего со знаменем с наушками, и велел ему про убийство сказать. И родник ево им про убийство не известил, и совестясь (т. - е. — снесшись) с родниками своими с Омою с товарищи послал их, чтоб они их побили.
И они Ома с родниками на Палане реке великому государю изменили, и за ним Володимером пришли и обошли со всех сторон, и почали из луков стрелять и 3 человек казаков убили, и его Володимера во шти местех ранили, и служилых и промышленных людей 15 человек переранили. И Божиею милостию и государевым счастием они служилые справились и их иноземцов от себя отбили, и сели в осад, и послали к товарищем своим служилым людем с ведомостью юкагиря, и те служилые люди к ним пришли, и из осады их выручили.
И услыша изменниковы родники от коряк весть, что родник их Почина с родниками товарищев ево (Атласова) служилых людей обманом побить не могли — многие учали быть покорны. И он де Володимер на Кыгыле реке дал им страсть (острастку) — бил батоги. А изменники де Ома (с товарищи) от них ушли.
И на Кыгыле реке били челом великому государю, а ему Володимеру служилые и промышленные люди подали за своими руками челобитную, чтоб ему с ними итти на Камчатку реку и проведать подлинно — какие народы над Камчаткою рекою живут? — И он де Володимер по челобитью их с Кыгыла реки, взяв вожев дву человек, пошел с служилыми людьми и с осталыми ясачными юкагири, которые не в измене, подле море, на оленях, и дошел на Камчатку реку.
И наехали 4 острога а около тех острогов юрт ста с четыре и боле, и подозвал их под царскую высокосамодержавную руку, и ясак с них вновь имал, а с кого имяны — подаст книги.
А остроги де они делают для того, что меж собою у них бывают бои и драки, род с родом почасту. А соболи де и лисицы у них в земле есть много, а в запас не промышляют, потому что они никуды ясаку не плачивали, только что промышляют себе на одежду. А по государскому счастию руским людем они были рады. А ружье у них — луки усовые китовые, стрелы каменные и костяные, а железа у них не родитца.
И они Камчадальские иноземцы стали ему Володимеру с товарищи говорить, что де с той же реки Камчатки приходят к ним камчадалы и их побивают и грабят, и чтоб ему Володимеру с ними на тех иноземцов итти в поход и с ними их смирить чтоб они жили в совете. И он де Володимер с служилыми людьми и с ясачными юкагири и с камчадальскими людьми сели в струги и поплыли по Камчатке реке на низ. И плыли три дни и на которые они остроги звали — доплыли, и их де камчадалов в том месте наехали юрт ста с четыре и боле, и под царскую высокосамодержавную руку их в ясачной платеж призывали. И они камчадалы великому государю не покорились и ясаку платить не стали. И он де Володимер с служилыми людьми их камчадалов громили и небольших людей побили, и посады их выжгли, для того чтоб было им встрах и великому государю поклонились. А иные иноземцы от них разбежались.
А как плыли по Камчатке — по обе стороны реки иноземцов гораздо много — посады великие, юрт ста по 3 и по 4 и по 5 сот и больши есть. И оттоле пошел он Володимер назад по Камчатке вверх, и которые острожки проплыл — заезжал, и тех камчадалов под государеву руку призывал и ясаку просил, и они камчадалы ясаку ему не дали, и дать де им нечего, потому что они соболей не промышляли и руских людей не знали, и упрашивались в ясаке до иного году.
И с того места пришли, откуды поплыли по Камчатке и у них де оленные коряки олени их хотели украсть, для того чтоб им Володимеру с товарищи великому государю служить было не на чем. И он де Володимер с служилыми людьми увидя их дорогу и следы, за ними погнались, и сугнав их у Пенжинскаго моря поставили они с ними служилыми людьми бой, и бились день и ночь, и Божиею милостию и государевым счастием их коряк человек ста с полтора убили, и олени отбили, и тем питались, а иные коряки разбежались по лесам.
И от того де места пошел он Володимер вперед подле Пенжинское море на Ичю реку. И услышал он Володимер с товарищи у камчадалов: есть де на Нане реке у камчадалов же полоненик, а называли они камчадалы ево русаком. И он де Володимер велел ево привесть к себе, и камчадалы, боясь государской грозы, того полоненика привезли. И сказался тот полоненик ему Володимеру: он де Узакинского государства, а то де государство под Индейским царством. Шли де они из Узакинского государства в Индею на 12 бусах, а в бусах де у них было — у иных хлеб у иных вино и всякая ценинная посуда. И у них де на одной бусе дерево (т. - е. мачту) сламило и отнесло их в море, и носило 6 месяцев, и выкинуло к берегу 12 человек, и взяли де их 3 человек Курильского народа мужики, а достальные де подле того же морского носу в стругу угребли вперед, а где девались — того он им не сказал. И товарищи де ево 2 человека живучи у курилов померли, потому что они к их корму не привычны: кормятца де они курила гнилою рыбою и кореньем. И тот де индеец им Володимеру с товарищи — что они русково народа — обрадовался и сказал про себя, что он по своему грамоте умеет и был подьячим, и объявил книгу индейским письмом, и ту книгу привез он Володимер в Якутцкой. И взяв ево (т. - е полоненика) он Володимер к себе и оставил на Иче реке у своего коша, с служилыми людьми.
А сам де он Володимер с служилыми людьми пошел подле Пенжинское море вперед. И послыша их приход оленные коряки с жилищ своих убежали вдаль и он де за ними гнался 6 недель. И мимо идучи на Нане, и на Гиги, и на Ники и на Сиунчю, и на Харюзове реках неясашных камчадалов под царскую высокосамодержавную руку призывал и ясак с них ласкою и приветом имал, а с кого имяны — тому подаст книги.
И оттуды де пошли они вперед и на Кукше и на Кыкше реках оленных коряк сугнали и подзывали их под царскую высокую руку в ясашной платеж, и они коряки учинились непослушны и пошли от них на побег, и он Володимер с товарищи их постигли и они иноземцы стали с ними битца, и Божиею милостию и государевым счастием их коряк многих побили, и домы их и олени взяли, и тем питались, а иные коряки от них убежали.
И оттуды пошед, наехали они Курильских мужиков 6 острогов, а людей в них многое число и их под царскую высокую руку призывали ж и ясаку просили, и те де курила учинились не послушны: ясаку с себя не дали и учинили с ними бой, и они де Володимер с товарищи из тех острожков один взяли и курилов человек с 50, которые были в остроге и противились — побили всех, а к иным острожкам не приступали, потому что у них никакова живота нет и в ясак взять нечего. А соболей и лисиц в их земле гораздо много, только они их не промышляют, потому что от них соболи и лисицы никуды нейдут.
А до Бобровой реки, которая на Пенжинской стороне, не доходил он Володимер за 3 дни. А от той реки — сказывают иноземцы — по рекам людей есть гораздо много. И оттого воротился он Володимер с служилыми людьми назад и пришел на Ичю реку. Божиим изволением олени у них выпали и итти им было вскоре в Анадырской острог не на чем, и он де на той Иче реке поставил зимовье. А на Камчатку реку послал от себя служилых людей Потапа Сюрюкова, всего 15 человек, да ясачных юкагирей 13 человек. И он Потап писал к нему Володимеру: камчадалы де все живут в совете, а в ясаке упрашиваютца до осени.
И на Иче реке служилые люди били челом великому государю и подали ему за своими руками челобитную, чтоб им с той Ичи реки итти в Анандырской, потому что у них пороху и свинцу нет — служить не с чем. И потому их челобитью он Володимер с служилыми людьми и с полонеником с той Ичи реки пошли в Анандырское зимовье.
И идучи дорогою оленной коряка Эвонто, которой убежал из Анандырского, и сказал ясашным юкагирям, что де Анандырской острог взят, служилые и промышленные люди побиты и аманаты выпущены, и Чюванского роду Омеля Тюляпсин с товарищи 30 человек изменили и дву человек — казака да промышленного убили.
А в сборе у него Володимера ясачной казны — 8 сороков 10 соболей, 101 лисица красных, 10 лисиц сиводущатых, 10 бобров морских, парка соболья, 7 лоскутов бобровых, 4 выдры, да староплатежныхъ юкагирей, которые ходили с ними в поход — 42 соболи, 26 лисиц красных. А у многих де соболей хвостов нет для того что они камчадалы у соболей хвосты режут и мешают в глину и делают горшки, чтоб глину с шерстью вязало, а из иных шьют наушки.
А из Анандырского ходу до Пенжины реки тихим путем 3 недели, а от Пенжины до Люторских народов 2 недели, а от Лютор до Камчадальских первых рек 6 недель, а от Кыгыла реки до Камчатки (реки) переход на оленях 2 недели, а до Курил ходу от Кыгыла ж 5 месяцов.
И он де Володимер из Анандырского с служилыми людьми и с казною великого государя и с полонеником пошел в Якутцкой город.
И тот полоненик шел с ними 5 дней и ногами заскорбел, потому что ему на лыжах ход не за обычей и итти было ему невмочь, и он де Володимер того полоненика с дороги с провожатыми возвратил в Анандырской. И после того встретя на дороге прикащика Григорья Посникова и о том ему говорил, чтоб он ево не задержав, выслал в Якутцкой с служилыми людьми, и дал ему Григорью 35 лисиц красных, чем тому полоненику дорогою наймывать под себя подводы.
А книги де он Володимер вышеписанной ясачной сборной казне, с кого имяны что взял, подаст за своею рукою вскоре. А дорогою де он Володимер тех книг не написал, потому что не было у них писчие бумаги.
И естьли из Якуцкого на Камчатку служилым людем впредь будет посылка, и с ними надобно послать 2 пушечки небольшие, для страха иноземцом, потому что после их Володимера с товарищи тех вышеписанных родов иноземцы остроги свои от приходу русских людей почали крепить".


Владиміръ Атасовъ

Вторая "скаска" Вл. Атласова, 1701 года.

1701 году, февраля в 10 день, явился в Сибирском приказе Якуцкой казачей пятидесятник Володимер Отласов, а по допросу сказал:




Из Якуцкого де он Володимер пошел в 203 году, августа в последних числех, в Анандырское зимовье, для государева ясачнаго сбору, а с ним было якуцких служилых людей 13 человек. Из Якуцкого де переплыв он в лодках через Лену реку, взяв конные подводы, шли еланными и луговыми местами до Алдану реки дни с три. А ходу в день будет верст по 30-ти. А переехали через Алдан в лодках, а коней от Алдану наймовали, и через р. Алдан плавили повыше устья за день, против р. Токулана. А Алдан река величиною будет против Москвы реки вдвое. А против, р. Токулана вверх по правой стороне шли коньми ж, по грязным и каменистым местам до самой вершины 11 дней. А зима захватила их на устье Токулана реки. А та Токулан река меньши Москвы реки. И перешед Токулан реку пришли на вершину Яны реки, через камень 1 день, и шли по Яне реке вниз коньми недели с две до Верхоянского зимовья.
И в Верхоянском зимовье, наняв новых лошадей, шли на низ по Яне, а Яна река шире Москвы реки и перешли на Тастак. А Тастак река меньши Москвы реки и мелка. А с Тастака на Галяндину речку, а та Галянда рч. пала в Индигирку реку под Индигирским острогом. И шли тою Галяндою речкою до Индигирского острожку на конех же. А всего ходу и с простоем от Якуцкого до Индигирского острожку недель по шести и по семи.
А из Индигирского острожку на низ по Индигирке шли на наемных оленях дней с 5 или с 6, до Уяндинского зимовья. А та Уяндина река пала в Индигирку р. с левой стороны. А от Яндина шли небольшое место на низ но Индигирке и перешли через хребет до Алазейского зимовья, а ходу дней с 8 или с 10. А от Алазейского зимовья на оленях же через хребет шли до Колымы реки до урочища Ярмонги 2 дни. А с ярмонги шли на низ по Колыме дней с 10 на Тартах до Нижняго Колымского зимовья, а то зимовье близь самого устья.
А от Колымского зимовья пошли вверх по Анюю реке и через хребет до Яблонной реки, а по Яблонной вниз до Анандыря реки, и по Анандырю вниз до Анандырского острогу, недели , а налехке весною выходят недели с три. А в подводы коней и оленей наймуют они служилые люди собою у ясачных иноземцов.
А меж Колымы и Анандыря реки необходимой (т. - е. не проходимой) нос, которой впал в море, и по левой стороне того носа на море летом бывают льды, а зимою то море стоит мерзлое по другую сторону того носу весною льды бывают, а летом не бывают. А на том необходимом носу он Володимер не бывал. А тутошные инородцы чюкчи, которые живут около того носу и на устье Анандыря реки, сказывали, что против того необходимого носу есть остров, а с того острову зимоюкак море замерзнет приходят иноземцы, говорят своим языком и приносят соболи худые, подобны зверю хорьку, и тех соболей соболя с три он Володимер видел. А хвосты у тех соболей длиною с четверть аршина, с полосами поперечными черными и красными.
И в Анандырском де зимовье собрал он Володимер служилых и промышленных людей человек с 60-ть, а что с теми людьми он Володимер учинил и куды ходил и то де писано в допросе ево, оторой прислан из Якуцкого и в ево Володимерове челобитной, что прислана из Якуцкого под отпискою.
А идучи в Камчадальскую землю и из Камчадальской земли питались они оленями, которые полонили они у иноземцов, и рыбою которую они имали у иноземцев, а иную рыбу сами ловили сетьми которые взяты были с ними из Анандырского зимовья.
А рыба в тех реках в Камчатской земле морская, породою особая, походит одна на семгу, и летом красна, а величиною больши семги, а иноземцы ее называют овечиною. И иных рыб много — 7 родов розных, а на руские рыбы не походит. И идет той рыбы из моря по тем рекам гораздо много и назад та рыба в море не возвращается, а помирает в тех реках и в заводях. И для той рыбы держится но тем рекам зверь — соболи, лисицы, выдры.
А ходили они по той Камчатской земле летом и зимою на оленях, и зимою тех оленей впрягают в нарты, а летом на оленях ездят верхом с седлами, а седла бывают деревяные.
А зима в Камчатской земле тепла против московского, а снеги бывают небольшие, а в Курильских иноземцах снег бывает меньши. А солнце на Камчатке зимою бывает в день долго против Якуцкого блиско вдвое. А летом в Курилах солнце ходит прямо против человеческой головы и тени против солнца от человека не бывает.
А в Курильской земле зимою у моря птиц - уток и чаек много, а по ржавцам лебедей многож, потому что те ржавцы зимою не мерзнут. А летом те птицы отлетают, а остаетца их малое число, потому что летом от солнца бывает гораздо тепло, и дожди и громы большие и молния бывает почасту. И чает он, что та земля гораздо подалась на полдень.
А в Камчатской и в Курильской земле ягоды — брусница, черемха, жимолость — величиною меньши изюму и сладка против изюму. Да ягоды ж ростут на траве от земли в четверь, а величиною та ягода немного меньши курячья яйца, видом созрелая зелена, а вкусом что малина, а семена в ней маленькие что в малине. А на деревьях никакова овоща не видал.
А есть трава — иноземцы называют агататка, вышиною ростет в колено, прутиком, и иноземцы тое траву рвут и кожуру счищиют, а средину (т. — е. сердцевину) переплетают таловыми лыками и сушат на солнце, и как высохнет — будет бела, и тое траву едят — вкусом сладка, а как тое траву изомнет — и станет бела и сладка что сахар.
А деревья ростут — кедры малые, величиною против мозжевельнику, а орехи на них есть. А березнику, лиственичнику, ельнику на Камчадальской стороне много, а на Пенжинской стороне по рекам березник да осинник.
А на Пенжине живут коряки пустобородые, лицом русоковаты, ростом средние, говорят своим особым языком, а веры
никакой нет, а есть у них их де братья шеманы - вышеманят о чем им надобно: бьют в бубен и кричат.
А одежду и обувь носят (коряки) оленью, а подошвы нерпичьи. А едят рыбу и всякого зверя и нерпу. А юрты у них оленьи и рондужные.
А за теми коряками живут иноземцы люторцы, а язык и во
всем подобие коряцкое, а юрты у них земляные, подобны остяцким юртам.
А за теми люторцы живут по рекам камчадалы — возрастом невелики, с бородами средними, лицом походят на зырян. Одежду носят соболью и лисью и оленью, а пушат то платье собаками. А юрты у них зимные земляные, а летные на столбах, вышиною от земли сажени но три, намощено досками и покрыто еловым корьем, а ходят в те юрты по лесницам. И юрты от юрт поблиску, а в одном месте юрт ста по 2 и по 3 и по 4.
А питаются (камчадалы) рыбою и зверем, а едят рыбу сырую, мерзлую, а в зиму рыбу запасают сырую: кладут в ямы и засыпают землею, и та рыба изноет, и тое рыбу вынимая кладут в колоды и наливают водою, и розжегши каменья кладут в тое колоды и воду нагревают, и ту рыбу с тою водою розмешивают и пьют, а от тое рыбы исходит смрадной дух, что рускому человеку по нужде терпеть мочно.
А посуду деревянную и глиненые горшки делают те камчадальцы сами, а иная посуда у них есть левкашеная и олифляная, а сказывают оне, что идет к ним с острова, а под которым государством тот остров — того не ведают.
А веры никакой нет, только одне шаманы, а у тех шаманов различье с иными иноземцы: носят волосы долги.
А по хребтам живут в Камчадальской земле оленные коряки
И с теми камчадальцы всякую речь, о чем руским людям доведетца говорить, говорят коряцким языком ясыри, которые живут у руских людей. А он Володимер по коряцкому и по камчадальскому языку говорить ничего не знает.
А за камчадальцами вдаль живут Курильские иноземцы - видом против камчадальцов чернее и бороды меньши. А в той курильской земле против Камчадальской теплее. А одежду носят такую ж что и камчадальцы, только камчадальцов оне скуднее. А соболи у них есть, только плохи, для того что место стало быть теплое. А бобров больших и лисиц красных много.
[15] А вдаль за теми курильскими иноземцами какие люди есть и далека ль та земля — неведомо.
А от устья итти вверх но Камчатке реке неделю есть гора — подобна хлебному скирду, велика гораздо и высока, а другая близь ее ж — подобна сенному стогу и высока гораздо: из нее днем идет дым, а ночью искры и зарево. А сказывают камчадалы: буде человек взойдет до половины тое горы, и там слышат великой шум и гром, что человеку терпеть невозможно. А выше половины той горы которые люди всходили — назад не вышли, а что тем людем на горе учинилось — не ведают.
А из-под тех гор вышла река ключевая — в ней вода зелена, а в той воде как бросят копейку — видеть в глубину сажени на три.
А вышеписанные иноземцы державства великого над собою не имеют, только кто у них в котором роду богатее — того больши и почитают. И род на род войною ходят и дерутся. А летом те все иноземцы мужеского полу ходят наги. А к бою временем бывают смелы, а в иное время плохи и торопливы. А наперед сего дани с тех иноземцов никуды не имано.
А жен имеют всяк по своей мочи — по одной и по 2 и по 3 и по 4. А скота никакова у них нет, только одне собаки, величиною против здешних, только мохнаты гораздо — шерсть на них длиною в четверть аршина. А соболей промышляют кулемами у рек, где рыбы бывает много, а иных соболей на дереве стреляют.
А воюются те иноземцы меж собою род с родом. А огненного ружья гораздо боятся и называют руских людей огненными людьми. А бои с рускими людьми у них были только до тех мест как сойдутся с рускими, и против огненого ружья стоять не могут и бегут назад. А на бои выходят зимою камчадальцы на лыжах, а коряки оленные на нартах: один правит, а другой из лука стреляет. А летом на бои выходят пешком, наги, а иные и в одежде.
А товары к ним надобны: одекуй лазоревой, ножи. А у них против того брать соболи, лисицы, бобры большие, выдры.
А на море около люторов зимою лед ходит, а все море не мерзнет. А против Камчатки (реки) на море лед бывает ли — не ведает. А летом на том море льду ничего не бывает.
А по Камчатке реке к морю посылал он Володимер казака для проведыванья иноземцов, и тот казак по Камчатке до моря ходил и сказывал, что он видел по Камчатке камчадальских иноземцев от Еловки речки до моря 160 острогов. А в остроге в одной зимной юрте, а в иных острогах в 2 юртах живет людей человек по 200 и по 150. А летние юрты около острогов на столбах — у всякого человека своя юрта. А до руских людей острогов у них было меньши, а при руских людех острожков наставили больши для опасения, и из тех острожков бьются — бросают каменьем, пращами, и из рук большим каменьем с остржку мечют, и обвостренным кольем и палками бьют. И к тем острожкам руские люди приступают из-за щитов и острог зажигают и станут против ворот, где им (иноземцам) бегать, и в тех воротах многих их иноземцов — противников побивают. А те острожки сделаны земляные, и к тем руские люди приступают и розрывают землю кольем, а иноземцам на острог взойтить — из пищалей не допустят.
А по другую сторону той Камчадальской земли на море зимою льду не бывает, только от Пенжи(ны) реки до Кыгылу на берегах лед бывает небольшой, а от Кыгылу вдаль ничего льду не бывает. А от Кыгыла реки до устья ходу бывает скорым ходом пешком, до Камчатки реки, через камень, в 3-й и в 4-й день. А Камчаткою на низ плыть в лотке до моря 4 дни. А подле моря медведей и волков много.
А против первой Курильской реки на море видел как бы острова есть, и иноземцы сказывают, что там острова есть, а на тех островах городы каменные и живут люди, а какие — про то иноземцы сказать не умеют. А с тех де островов к Курильским иноземцом приходит ценинная посуда и платье даб полосатых и пестрых китаек и лензовые азямы. И сказывали те курильские иноземцы, что де тое посуду и одежду дают им даром, а ни на что не покупают. А на чом с тех островов к курилам приходят — того иноземцы сказать не умеют.
Да иноземцы ж сказывали, что в Камчадальской стороне повыше Камчатки (реки) к Каланской Бобровой реке приходят по вся годы бусы и берут у иноземцов нерпичей и каланской жир а к ним что на бусах привозят ли — неведомо.
А в море бывают киты великие, нерпа, каланы, и те каланы выходят на берег по большой воде, и как вода убудет — каланы остаются па земле и их копьями колют и по носу палками Бьют, а бежать те каланы не могут потому что ноги у них самые малые, а береги деревяные (sic!.. каменистые?..), крепкие.
А Амур река далеко ль — про то он не ведает.
А у Пенжинских иноземцов для морского ходу бывают вместо лодок байдары — сшиты из нерпичей кожи, в длину сажень 6, и поперег сажени 11/2, и в средине ставят деревянные распорки и решетки, и в тех байдарах человек по 30 и но 40 на море плавают для нерпичего и жирового промыслу, а далеко ль на море в тех байдарах выходят — про то он не ведает. А у камчадалов бывают лодки, которые поднимают человек по 10 и по 20-ти, а иных судов не видали. А у курилов никаких судов к водному ходу не видал, для того что был зимним временем.
А в Камчадальской и в Курильской земле хлеб пахать мочно, потому что места теплые и земли черные и мягкие, только скота нет и пахать не на чем, а иноземцы ничего сеять не знают.
А руды серебряные и иные какие есть ли - того не ведает, и руд никаких не знает.
А полоненик, котораго на бусе морем принесло, каким языком говорит — того не ведает. А подобием кабы гречанин: сухощав, ус невелик, волосом черн. А как увидел у русских людей образ Божий — зело плакал и говорил, что и у них такие образы есть же. А с ними говорил тот полоненик иное поруски, для того что жил он с ним Володимером 2 годы, а иное говорил через толмачь по корятцкому языку, для того что у иноземцов жил он до него Володимера два ж годы. А сказывался индейцом, и золота де у них родится много, и палаты цениные, а у царя де индейского палаты сребряные и вызолочены.
А у Курильских иноземцов взял он Володимер сребряную копейку, весом блиско золотника, а полоненик называл ее индейскою копейкою. А соболей и никакова зверя у них не употребляют. А одежду носят тканую, всяких парчей, стежную на бумаге хлопчатой.
И тот полоненик шел с ним Володимером на лыжах от Анандырского зимовья 6 дней, и стали у него ноги пухнуть и заскорбел, и затем поворотил ево назад в Анандырское зимовье, и буде он оздоровеет, то он с русскими людьми в Якутцкой выйдет. А нравом тот полоненик гораздо вежлив и разумен.
Да он же Володимер вез с собою камчадальского князца к Москве, для подлинного о той земле уведомления, и тот иноземец говорил поруску, и в Кайгородцком уезде воспою умер.
А у сибирских иноземцов у всех учливости никакой нет — люди худые, чистоты никакой не имеют".

Владиміръ Атасовъ