Kamchatka - затерянный мир: фото

Показаны сообщения с ярлыком фото. Показать все сообщения

светлым душам

Когда мне говорят, что все низости и жестокости древних веков были обусловлены тем, что и время было другое, и сам человек был другим, я как-то не могу с этим согласиться. Мне не хватает духовного разумения читать историю Ветхого Завета и понимать её в иносказательном смысле, а не буквально. А потом объяснять себе, что вот де тогда люди были совершенно другие, но с тех пор они изменились. А так ли это? Бог сотворил человека по образу Своему, а достичь подобия человек должен был уже сам, напряжённым духовным деланием. По крайней мере, сохранить, не растерять то, что получил от своего Отца. Каким-то народам это удалось в большей степени, каким-то в меньшей, а какие-то погрузились в такую сатанинскую мерзость, что и подумать страшно. Тогда начали с человеческих жертвоприношений, но ведь продолжают и до сих пор, спустя столько тысячелетий от Сотворения Мира. Другие невзирая на суровые внешние условия, в полной мере прошли сквозь дикие традиции и обряды, но сохранили в душе Неведомого Бога, и сохранили свои души незапятнанными и открытыми ко Благой Вести.

В экстремальных природных условиях Крайнего Севера могла выжить лишь цивилизация, не противопоставляющая себя Природе, а гармонично с ней слившаяся, и ставшая почти неотъемлемой её частью. То есть, чтобы жить человеку там, где климатическими условиями он поставлен на грань выживания, ему необходимо вести образ жизни, близкий к образу жизни животного мира, но при этом оставаясь человеком.
В любые времена, что тогда, что сейчас, если человек напрямую зависит от природной среды, и при этом не знает Творца, то он всегда язычник. Язычество – это плотской уровень, забота о ежедневных материальных потребностях организма. Тут один закон: «Ты - мне, я – тебе». Духу приносится какая-то жертва: мясо, шкурка, тряпочка, а взамен просится удача на охоте, рыбалке, безопасность в путешествии. О духовных потребностях, тем более о спасении души, здесь нет и речи. Об этом просто не знают, это совершенно другой духовный пласт, более высокая ступень развития. Идол – злой дух и его надо задобрить и умилостивить, чтобы не мешал жить. Здесь только страх, о Любви даже и речи нет. Но душа – она по природе христианка, и генетическая память даже в самом ортодоксальном язычнике, очень туманно, но напоминает о Божественной Любви Отца и Создателя вселенной. И голос Его – совесть – имеется в душе каждого человека от рождения до тех пор, пока она не вступает в смертельное противоречие с его плотскими устремлениями. Так вот, у каких-то народов совесть преобладает над плотскими устремлениями, а у каких-то наоборот. И вот когда перед язычником, живущим по совести, вдруг открывается духовное видение Бога, понятие о вечной душе и о Царствии Небесном – его детская вера буквально творит чудеса.
Попробуем, опираясь на исторические свидетельства современников, хотя бы краешком, вскользь прикоснуться к жизни малых народностей Севера, и рассмотреть за дикостью и неказистой внешностью их поразительную чистоту, духовную глубину и детскую непосредственность. «Будьте как дети…» - сказал Христос и Его слова в полной мере относятся к этим неуклюжим, порой отвратительным и несчастным, но высоким и светлым душам.

Игумен Митрофан (Баданин)

Легенда «О Ключевской сопке»

Когда-то в старину, давно-давно, жили в Ключевском острожке муж с женой. Его звали Кыен, так как он был из рода Медведя, а ее Атхлах — Венера, — она родилась в тот час, когда на небе зажигается эта звезда. И это были гордые и смелые ительмены. И они очень любили друг друга.

Но так случилось, что Кыен пошел против воли тойона (вождя) Ашха. Так бывает всегда — смелый ведь не видит опасности, а когда видит, то не обходит, а идет ей навстречу. Ашх был богатым — он первым из ительменов научился торговать пушниной с русскими купцами и был своим среди русских казаков. И не было потому ни в чем нужды у тойона. А Кыен был беден — все, что он добыл в тот год на охоте, ушло в ясак: казаки припомнили старые долги его отца и деда, хотя дед его умер еще до того, как авачх — рыжебородый — Отлас стал братом верховного вождя Ивара Азидама. Но Кыен надеялся, что поправит свои дела следущей зимой. Среди зимы же вдруг пошел дождь, а потом ударил лютый мороз с пронзительным северным ветром и все в тайге заковало в толстую корку льда. Звери ушли из тех мест, где охотился Кыен и ему пришлось искать новые охотничьи места. Но неудача изо дня в день преследовала Кыена и наконец он не выдержал — пошел туда, где запрещал охотиться тойон, пугая всех злыми духами, живущими в горячем озере, но все знали, что своих сыновей он посылал именно в те места, и они всегда возвращались с богатой добычей.

И правда, — здесь лежал мягкий снег и он был испещрен множеством следов: соболь гулял здесь, лисица, разбойница-росомаха…

Кыен не стал спешить с охотой — первым делом он поставил здесь юрту. И нашел такое место, где она стояла бы долго-долго и служила бы не одному поколению охотников. Не один день потратил Кыен, и юрта получилась на славу — не пропускала воду, не продувалась ветром и было в ней тепло и уютно. И охота была тоже удачной — вернулся домой Кыен с богатой добычей. Узнав, где он промышлял соболей, тойон в гневе заскрипел зубами и затопал ногами, голос его угрожающе зарокотал, предрекая скорую беду.
— Там же я видел твоих сыновей. Я обогнал их, — засмеялся в лицо тойону смелый Кыен. И гордостью за мужа светилось лицо Атхлах.
Затаил злобу Ашх.

И вот жарким летним днем, когда Кыен ловил жирных лососей для юколы, в бок ему впился дротик. Без стона упал рыбак на зеленую траву, которая тотчас побурела от крови. С криком выбежала Атхлах, бросилась к мужу. Не добежала она двух шагов и рухнула на траву со стрелою в сердце.

Они лежали рядом — кровь их соединилась. Сыновья беспощадно выполнили волю отца. Только не смогли уничтожить они охотничью юрту Кыена. Для людей она была сотворена и ничто не могло разрушить ее. Даже огонь гас, как от воды.

Но никто из охотников не появлялся больше в этих местах — боялись злого тойона, и по сей день те места у горячих ключей считаются запретными…
Там же, в острожке у Ключей, у старого и бедного охотника Лемшинги рос сын Ипльх, а в казачьем остроге у приказчика — дочь. Ее тоже, как и меня, звали Любушкой. Красивее Любушки не было девушки во всей Камчатке. Как новорожденный месяц была красива Любушка. Черные, словно смородины, глаза пугливо озирали снег. Искристые, как иней на ели, зубы выглядывали в улыбке. А брови были черные, будто ночь. Многие из сыновей вождей по долине Уйкоаль, с Курильского озера, Карагинского острова и с Олюторы-реки сватались, обещая приказчику горы мягкой рухляди. Но глух и нем был он к мольбам молодых зверобоев, рыбаков и оленеводов. Сыновья самых знатных камчатских казаков хотели породниться с приказчиком, но никому не дал он своего согласия играть свадьбу. Говорят, собрался везти Любушку отец в Якутск-град и там отдать ее за воеводина сына…

Но сердце — вольная птица, ему не прикажешь, его не заставишь любить. А уж если полюбит — пойди поймай и верни назад эту любовь. Полюбила же Любушка Ипльха. Ведь нет дела любви до того, русский или ительмен, коряк или алеут твой любимый.

Не знаю, был ли он красив, да разве за пригожее лицо любят. Не знаю, был ли он богатырем, да разве за силу любят. Знаю, что был он беден, но ведь именно в бедности как страдают, так и любят богаче, чем те, кто от собственного богатства что нищий — ни мыслью понять, ни сердцем ответно отозваться…

Алексей с изумлением слушал свою жену, весь отдавшись ее рассказу, напряженно ловил каждое слово, позабыв обо всем на свете.
— Полюбили они друг друга. На всю жизнь полюбили. Но приказчик выкинул Ипльха из избы своей прочь, лишь тот о чувствах своих заикнулся. Любушка вступилась за своего любимого — и была бита отцом, который души в ней не чаял.

И решили тогда влюбленные бежать из родного дома и жить в тайге, вдали от людей, только вдвоем.

Ночью сели они на нарты, взяли с собой самое необходимое и помчались прочь от тех людей, которые пытались заставить их отказаться от своего счастья, от любви. А разве можно заставить, Олеша, не любить?!

И целый день мчали их собаки по тундре, по тайге. Вдруг, переезжая через горную речушку, нарты провалились под лед. Ипльх успел оттолкнуть Любушку от полыньи, а сам провалился по грудь в ледяную воду. Собаки, нарты, все содержимое стремительное течение утянуло под лед.

С большим трудом самому Ипльху удалось выбраться из воды и тут же мороз сковал одежду в ледяной панцирь. Он замерзал — мороз был такой, что сороки и вороны на лету превращались в мертвую ледышку и падали на землю. И тут Любушка увидела вдали что-то внешне похожее на жилье. Да, это была та самая юрта, которую построил когда-то Кыен.

Любушка уложила любимого на ветхие шкуры и развела огонь. Она хотела отогреть Ипльха. Но ему помощь и тепло были уже не нужны. Беспощадный мороз сделал свое страшное дело. Обезумевшая от горя Любушка все надеялась, что огонь оживит ее любимого, и вот уже огромный костер пылал в жилище. При каждой новой охапке дров стена огня поднималась все выше. Но Любушка не замечала этого. Ее занимал только сам огонь — тепло жизни, которое девушка хотела пробудить в любимом.

И вот теперь на этом месте и дымит наша Горелая или Ключевская сопка. Дым от костра Любушки, не переставая, поднимается к небу и напоминает нам, что костер не потух, что любовь вечна. Иногда отчаяние охватывает Любушку. И тогда начинается извержение ее скорби. Она мстит за смерть своего Ипльха… И вновь полыхает этот костер любви…