Показаны сообщения с ярлыком сказка. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком сказка. Показать все сообщения

Легенда «О Ключевской сопке»

Когда-то в старину, давно-давно, жили в Ключевском острожке муж с женой. Его звали Кыен, так как он был из рода Медведя, а ее Атхлах — Венера, — она родилась в тот час, когда на небе зажигается эта звезда. И это были гордые и смелые ительмены. И они очень любили друг друга.

Но так случилось, что Кыен пошел против воли тойона (вождя) Ашха. Так бывает всегда — смелый ведь не видит опасности, а когда видит, то не обходит, а идет ей навстречу. Ашх был богатым — он первым из ительменов научился торговать пушниной с русскими купцами и был своим среди русских казаков. И не было потому ни в чем нужды у тойона. А Кыен был беден — все, что он добыл в тот год на охоте, ушло в ясак: казаки припомнили старые долги его отца и деда, хотя дед его умер еще до того, как авачх — рыжебородый — Отлас стал братом верховного вождя Ивара Азидама. Но Кыен надеялся, что поправит свои дела следущей зимой. Среди зимы же вдруг пошел дождь, а потом ударил лютый мороз с пронзительным северным ветром и все в тайге заковало в толстую корку льда. Звери ушли из тех мест, где охотился Кыен и ему пришлось искать новые охотничьи места. Но неудача изо дня в день преследовала Кыена и наконец он не выдержал — пошел туда, где запрещал охотиться тойон, пугая всех злыми духами, живущими в горячем озере, но все знали, что своих сыновей он посылал именно в те места, и они всегда возвращались с богатой добычей.

И правда, — здесь лежал мягкий снег и он был испещрен множеством следов: соболь гулял здесь, лисица, разбойница-росомаха…

Кыен не стал спешить с охотой — первым делом он поставил здесь юрту. И нашел такое место, где она стояла бы долго-долго и служила бы не одному поколению охотников. Не один день потратил Кыен, и юрта получилась на славу — не пропускала воду, не продувалась ветром и было в ней тепло и уютно. И охота была тоже удачной — вернулся домой Кыен с богатой добычей. Узнав, где он промышлял соболей, тойон в гневе заскрипел зубами и затопал ногами, голос его угрожающе зарокотал, предрекая скорую беду.
— Там же я видел твоих сыновей. Я обогнал их, — засмеялся в лицо тойону смелый Кыен. И гордостью за мужа светилось лицо Атхлах.
Затаил злобу Ашх.

И вот жарким летним днем, когда Кыен ловил жирных лососей для юколы, в бок ему впился дротик. Без стона упал рыбак на зеленую траву, которая тотчас побурела от крови. С криком выбежала Атхлах, бросилась к мужу. Не добежала она двух шагов и рухнула на траву со стрелою в сердце.

Они лежали рядом — кровь их соединилась. Сыновья беспощадно выполнили волю отца. Только не смогли уничтожить они охотничью юрту Кыена. Для людей она была сотворена и ничто не могло разрушить ее. Даже огонь гас, как от воды.

Но никто из охотников не появлялся больше в этих местах — боялись злого тойона, и по сей день те места у горячих ключей считаются запретными…
Там же, в острожке у Ключей, у старого и бедного охотника Лемшинги рос сын Ипльх, а в казачьем остроге у приказчика — дочь. Ее тоже, как и меня, звали Любушкой. Красивее Любушки не было девушки во всей Камчатке. Как новорожденный месяц была красива Любушка. Черные, словно смородины, глаза пугливо озирали снег. Искристые, как иней на ели, зубы выглядывали в улыбке. А брови были черные, будто ночь. Многие из сыновей вождей по долине Уйкоаль, с Курильского озера, Карагинского острова и с Олюторы-реки сватались, обещая приказчику горы мягкой рухляди. Но глух и нем был он к мольбам молодых зверобоев, рыбаков и оленеводов. Сыновья самых знатных камчатских казаков хотели породниться с приказчиком, но никому не дал он своего согласия играть свадьбу. Говорят, собрался везти Любушку отец в Якутск-град и там отдать ее за воеводина сына…

Но сердце — вольная птица, ему не прикажешь, его не заставишь любить. А уж если полюбит — пойди поймай и верни назад эту любовь. Полюбила же Любушка Ипльха. Ведь нет дела любви до того, русский или ительмен, коряк или алеут твой любимый.

Не знаю, был ли он красив, да разве за пригожее лицо любят. Не знаю, был ли он богатырем, да разве за силу любят. Знаю, что был он беден, но ведь именно в бедности как страдают, так и любят богаче, чем те, кто от собственного богатства что нищий — ни мыслью понять, ни сердцем ответно отозваться…

Алексей с изумлением слушал свою жену, весь отдавшись ее рассказу, напряженно ловил каждое слово, позабыв обо всем на свете.
— Полюбили они друг друга. На всю жизнь полюбили. Но приказчик выкинул Ипльха из избы своей прочь, лишь тот о чувствах своих заикнулся. Любушка вступилась за своего любимого — и была бита отцом, который души в ней не чаял.

И решили тогда влюбленные бежать из родного дома и жить в тайге, вдали от людей, только вдвоем.

Ночью сели они на нарты, взяли с собой самое необходимое и помчались прочь от тех людей, которые пытались заставить их отказаться от своего счастья, от любви. А разве можно заставить, Олеша, не любить?!

И целый день мчали их собаки по тундре, по тайге. Вдруг, переезжая через горную речушку, нарты провалились под лед. Ипльх успел оттолкнуть Любушку от полыньи, а сам провалился по грудь в ледяную воду. Собаки, нарты, все содержимое стремительное течение утянуло под лед.

С большим трудом самому Ипльху удалось выбраться из воды и тут же мороз сковал одежду в ледяной панцирь. Он замерзал — мороз был такой, что сороки и вороны на лету превращались в мертвую ледышку и падали на землю. И тут Любушка увидела вдали что-то внешне похожее на жилье. Да, это была та самая юрта, которую построил когда-то Кыен.

Любушка уложила любимого на ветхие шкуры и развела огонь. Она хотела отогреть Ипльха. Но ему помощь и тепло были уже не нужны. Беспощадный мороз сделал свое страшное дело. Обезумевшая от горя Любушка все надеялась, что огонь оживит ее любимого, и вот уже огромный костер пылал в жилище. При каждой новой охапке дров стена огня поднималась все выше. Но Любушка не замечала этого. Ее занимал только сам огонь — тепло жизни, которое девушка хотела пробудить в любимом.

И вот теперь на этом месте и дымит наша Горелая или Ключевская сопка. Дым от костра Любушки, не переставая, поднимается к небу и напоминает нам, что костер не потух, что любовь вечна. Иногда отчаяние охватывает Любушку. И тогда начинается извержение ее скорби. Она мстит за смерть своего Ипльха… И вновь полыхает этот костер любви…
Легенда «О Ключевской сопке» из книги Сергея Вахрина «Потомки остроклювого бога»
© photo"Великан"Даниил Коржонов

ворон-обманщик



Однажды старый ворон* пришел на берег океана полакомиться. Нашел он под камнем большого краба, ухватил его клювом, вытащил и только собрался разбить и съесть, как другие крабы схватили его за лапы.
—   Эй! — сказал ворон.— Кра-кра,— сказал ворон.
Краб вывалился у него из клюва и был таков! А другие не испугались, держат ворона, не отпускают. Плохо дело!
—   Ладно уж,— сказал ворон.— Не буду вас больше трогать. Отпустите меня!
А крабы не отпускают: видно, не верят ворону. Испугался ворон, принялся нахваливать крабов.
—   Какие вы красивые, кра-кра! Я вас так полюбил! Хотите, отдам вам в жены мою тетку?
—   Настоящие крабы не женятся на воронах,— отозвался наконец один из крабов, и остальные с ним согласились.
—   Какие вы большие, кра-кра! — продолжает ворон нахваливать крабов.— Хотите, отдам вам каяк* моего деда? Совсем новый!
—   Настоящим крабам каяк не нужен,— холодно сказал самый маленький краб, а остальные гордо отвернулись.
«Что же делать? •— растерялся ворон.— Вода-то ведь прибывает!»
—   Крупнолобики! — взмолился он.— Отпустите меня! Я же утону!
Молчат крабы, хоть бы один откликнулся.
—   Эх вы, какой ручей пропадает! — вздохнул ворон.— Я только затем и прилетел, чтобы подарить вам тот ручей, да заболтался что-то, кра-кра...
—   Какой ручей? Где он? — всполошились крабы и тут же отпустили ворона.
—   Пошли провожу,— засмеялся ворон и, взмахнув крыльями, полетел вдоль берега.
А немногие смельчаки, те, что последовали за ним, быстро сбили на камнях свои башмаки и вернулись.
Полетел ворон вдоль берега и увидел вдруг рыбку. «Кто-то ее потерял»,— решил ворон и стал лакомиться. Наелся и полетел. Летит, блестит на солнце: чешуя налипла на перьях, вот и сияет. Смотрит ворон, стоит на берегу медведь, оленя свежует.
—   Кра-кра,— окликнул его ворон. Поднял голову медведь, удивился:
—   Что с тобой, ворон? А ворон в ответ:
—   Прости, медведь, тороплюсь. Видишь, даже почиститься не успел.
—   Да что стряслось-то? — не отстает медведь.
—   Ох, боюсь, не успеешь ты, косолапый. Там ее столько!.. На всю зиму хватит, если, конечно, не растаскают...
—   Ты это о чем? О рыбе? — догадался наконец медведь.
—   Ну да,— обрадовался ворон.— Беги скорее, а я оленя посторожу.
Медведь поспешил к рыбе, а ворон преспокойно принялся за оленя. Наелся и улетел, только его и видели. Вернулся медведь злой, усталый, а ворона и след простыл: улетел подальше от берега, чтоб медведь не нашел. Да и ягод ему захотелось: после рыбки да оленины неплохо и ягодами полакомиться.
Полетел ворон к белке. Уселся возле ее дома и стал ждать. А вот и белка с лукошком, по веткам прыгает, домой торопится. Смотрит, на пороге ворон сидит.
—   Посторонись, пожалуйста,— просит белка ворона.— У меня там бельчата голодные.
—   Пустяки,— махнул крылом ворон.— Мы с тобой столько лет не виделись, кра... Расскажи лучше, какие новости? Слыхала, кто-то рассердил медведя? Говорят, он теперь зол на весь свет, кра... Да что ж ты молчишь?
—   Меня бельчата ждут, пусти,— снова попросила белка.— Я скоро вернусь. Я же несу им поесть...
—   Да я и сам спешу,— заверил ее ворон.— Из-за тебя только и задержался. А ягоды у тебя какие! Одна другой лучше!
Покосился ворон на лукошко, а белка на него смотрит. Смотрит и говорит:
—   Знаешь что, давай потанцуем! А потом я угощу тебя ягодами, хорошо?
—   Хорошо! — обрадовался ворон.— Жаль только, музыки нет, да и спешу я. Давай начнем прямо с ягод?
—   Ха-ха-ха,— расхохоталась белка.— Да ты, наверное, и плясать не умеешь!
—   Ну да уж,— обиделся ворон.— Знаешь, какие мы, вороны, музыкальные?
—   Мы тоже,— гордо сказала белка.— Давай-ка я буду петь, а ты пляши. Посмотрим, как у тебя получится!
—   Кра! — взмахнул крыльями ворон.— Я и с закрытыми глазами могу. Начинай!
И ворон, зажмурившись, закружился над деревом. А белка тут же юркнула в свой домик.
—   Как можно! — возмущался потом ворон.— Такая кроха — и такая обманщица!
Вот и сказке Ворон-обманщик конец, а кто слушал - молодец!

как-то на Камчатке стояло пасмурное лето

рисунки:Анна Староверова
автор: Павел Калмыков

Некоторые говорят, будто Камчатка — край света. Но вы же сами видели, Земля кругла. Где живёшь, там тебе и центр. Живут и на Камчатке. Насекомые, птицы, рыбы, звери, люди. Такие же прекрасные создания, как везде на Земле. Только, конечно, Камчатские. Живу на Камчатке и я, Павел Калмыков. Ничего странного, что Камчатка — мой центр вселенной. А уж Москва, Италия, Новая Зеландия, планета Сатурн, туманность Андромеды — это окрестности Камчатки, ближние и дальние.









Как-то на Камчатке стояло пасмурное лето. Одуванчики почти не раскрывались, люди ходили съёженные и озабоченные. «Завтра снова будет дождь и туман», – грустно обещало радио.

Прилетали самолёты, привозили из отпуска загорелых счастливчиков.

– Здравствуй, Камчаточка, здравствуй, родная! А мы были на юге! Там солнце, солнце, там море теплее, чем утренняя постель... Ох, мы фруктов с дерева наелись, дынями объелись.

«Где-то юг, – вздыхала про себя Камчатка. – А у меня скоро осень. Эх, было время, целые материки двигались. А я? С моими-то вулканами! Похожая на рыбу! Да неужели не смогу?»

И в ночь с пятницы на субботу Камчатка тихо-тихо отделилась от материка и, вильнув хвостом, поплыла на юг. В Тихий океан.

...В это самое время малый рыболовецкий сейнер «Стремительный» вынимал из воды последние центнеры рыбы. Трюмы были полны, и капитан Петров взял курс домой на Камчатку. Но... Камчатки не оказалось на месте. Всю ночь сейнер наугад блуждал в тумане, а на рассвете наткнулся на остров Хоккайдо.

– Конити-ва, японцы! – крикнул капитан Петров. – Камчатку не видели?
– Да, да, как же, – ответили японцы. – Камчатка была, но отправилась далее и поплыла, очевидно, в Австралию.
Винты вспенили воду, и «Стремительный» помчался в Австралию.

...Утром в субботу камчадалы просыпались и с непривычки жмурились:
– Ура, солнце выглянуло! – и спешили на берег загорать.

А мимо берега мчались лазурные моря, проносились острова с пальмами, небоскрёбами и золотистыми от загорающих богачей пляжами. Тропический воздух овевал Камчатку, на вулканах стали подтаивать снега, с городских крыш капала смола. Камчадалы жевали диковинные фрукты – гуаву, маракую – это смелые мальчишки успевали сплавать с авоськой на Калимантан и обратно.
Все купались, играли в волейбол, катались на дельфинах. И только начальство потело в галстуках и пыталось связаться с Москвой. Наконец, Москва отозвалась и сказала: «Никакой паники. Ситуация под контролем. Меры принимаются».
В три часа дня Камчатка, салютуя вулканами, подошла к австралийскому берегу. Стайка одурелых от жары камчатских медведей бросилась в глубь материка, распугивая кенгуру и страусов.
А люди – австралийцы и камчадалы, – радуясь, что исчезли границы и расстояния, жали друг другу руки, обнимались и целовались. Там и сям интернациональные компании распевали «Катюшу» и «Мани-мани». Коллекционеры менялись марками и юбилейными монетами. Над Авачинской бухтой сверкали брызги, слышался многоязыкий смех и визг.

А Камчатка улыбалась про себя: то ли ещё впереди! Дав предупредительный взрыв вулканом Шивелуч, она отвалила от зелёного континента. В этот момент на австралийском берегу остановилась машина, оттуда вылез председатель Общества австрало-российской дружбы и закричал, размахивая флажком:
– Джяст ю вэйт! Подождьите!

Но было поздно. Рассекая воду мысом Лопатка, наш полуостров уносился в сторону Африки.

Настала южная ночь. На Камчатке спали разве только грудные дети. Море дышало. Море светилось. Огромные звёзды сияли, как дыры в ночи. Все девушки в ту ночь повлюблялись, а которые уже были влюблены – полюбили ещё сильнее.
Старушки делали на крыше гимнастику. Синоптики составляли прогноз: погода в воскресенье будет чудесная.

К утру МРС «Стремительный» с гребнем брызг затормозил у Мадагаскара.

– Ау, малагасийцы!– прокричал в рупор капитан Петров. – Камчатка не проплывала?
– Недавно была, но скрылась из виду и поплыла час назад в Антарктиду.

– Курс – зюйд! – скомандовал Петров. – Не дадим пропасть улову ценных промысловых рыб!

Два дня блудный полуостров носился по океанам. На Мальвинских островах помог синему киту сняться с мели. Распугал пиратскую флотилию в Карибском море. Передал президенту Венесуэлы привет из России и оленьи рога на стену. В Северной Атлантике за Камчаткой увязался авианосец «Эндуэй». С прибрежных сопок на него свистели мальчишки и стреляли из рогаток. Когда в адмиральской каюте высадили стекло, авианосец не выдержал и отстал.

Камчатка хотела вернуться домой к началу рабочей недели, но вдруг застряла в Беринговом проливе. Камчадалы все как один вышли на воскресник и упёрлись руками в стесняющие берега. Жители Чукотки и Аляски помогали изо всех сил. Два континента содрогались в землетрясениях. И всё без толку! Но вот – подоспел героический сейнер «Стремительный», присоединился к общим усилиям, и – ура! – словно пробка, Камчатка выскочила из пролива в Берингово море. Криками ликования огласился Дальний Восток!

А потом Камчатка аккуратно вползла под шапку облаков на своё место – и как будто никуда не уплывала... Усталая, заснула. Блаженно вытянулись в постелях усталые камчадалы. Малый рыболовецкий сейнер «Стремительный» уткнулся носом в тёплый Камчаткин берег и тоже заснул.

А мир шумел сенсациями.
Австралийцы изловили беглых русских медведей и выслали на родину круизным лайнером.

Адмирал с авианосца «Эндуэй» подал в отставку и стал бороться за мир.

Сантехник Семёныч отстал от полуострова в антарктических водах, но, проявив чудеса стойкости, добрался до полярной станции «Восток».

Животный мир Камчатки пополнился ещё одним видом: в Долине гейзеров пригрелось семейство аллигаторов.

Иностранные военные разведки задумались над непостижимым русским секретом.

А это и не секрет. Просто люди нежно любят свою Камчатку, а Камчатка любит своих людей. И Камчатка – не какой-то кусок суши, не мертвая стратегическая территория, а – КАМЧАТКА!
***
КОНЕЦ

Ительменские сказки собранные В. И. Иохельсоном в 1910–1911 гг.



Касӽ Кутхэ’н
Ксуњӄзукнэ’н анман Кутх эк каан Кутх.
Каан Кутх ксхэзыкнэн анманкэ.
Анман Кутх ксхэзыкнэн каанкэ.
Кә’ннынк клу’инхкнэ’н.
Ӄнаӈ клопэнскна’н, китыӄзукнэ’н,
ӄа’м к’э ањчхчаӄ.
Хач йэӄ тэвт клут’эӄзукнэ’н, клук’улэ’ӄзукнэн, тэвт клопалханкӄзокна’н.
Тэвт кӈуйэвӄзукнэ’н.
Санза к’лэкнэ’н лут’эки.
Мим кэсӄзокнан. Мни сәмт кч’ач’аӄзокнан.
Инкэм клут’эӄзукна’н, мни тӑлтӑл хэӄтаманкэ кф’ин ит тхи’ин.
Хоровал тхлоч манкэ ксфизкнэн. Кињлу’ин:
этус, туза ӑӈӄанс итэзсх?
– Э, муза нлу’энхкичэн ӈу’н.
Кыннэкнэн анман Кутх:
– Кәмма тсхэзык кэванкэ.
Кыннэкнэн кив’ин Лукач:
– Кәмма тсхэзык анманкэ, муза нлу’энхк ӈу’н, хач йэӄ нитэӄзукичэ’н, тэвт нлут’эӄаз, нӈуйэвк, ӄа’м ӄ’эвлылэӄ нэк.
Хач йэӄ тхлочанк ит кманхтозаӄзо’ан, кинмитыӄзу’ин. Ктлу’ин – ӄнаӈ нвэ’н кӄэчисыкнэ’н.
Тхлоч сәмт ӄухилын °кэӈы.
Ӄнаӈ нвэ’н ктэкэйкнэ’н, клокскозокна’н, ксхэзыкнэ’н тхи’ин атнокэ илвизи.
Из 41 записанных рассказов Иохельсоном – 40 это сказки о Кутхе(Kutq). В них скорее всего отражается непрерывная традиция устного повествования у ительменов, когда сказки в течение столетий вновь и вновь в самых разных вариантах пересказывались и по-новому интерпретировались. В глаза бросается также удивительная непрерывность определенных фабул (тем) и мотивов, которые в нескольких случаях лишь с незначительными отклонениями были записаны 150-ю годами ранее Г. В. Стеллером.
Записи по ительменскому языку имеются начиная с начала XX века.Ранние исследователи в этой области, первыми среди них были С. П.Крашенинников и Г. В. Стеллер, документировали чаще всего лишь слова и отдельные предложения. Но богатство лексики, грамматики и форм языковых выражений по-настоящему распознаваемы только в связных текстах. Впервые такие тексты на ительменском языке были собраны в начале ХХ-го века В. Г. Богоразом и В. И. Иохельсоном во время Джезуповской Северо-Тихоокеанской экспедиции.


Жили-были морской Кутх и pечной Кутх.
Речной Кутх отправился к морю.
Морской Кутх отправился к реке.
Встретились они на середине.
Сразу кинулись друг на друга, стали бороться.
Никто не победил.
Снова стали драться: царапались, потом кусались.
Опять ослабели.
Лежа стали драться.
Кровь потекла. Вся земля покраснела.
Так дрались, что все мясо до костей друг у друга содрали.
Вдруг старушка откуда-то пришла. Спросила их:
– Эй, вы что делаете?
– Да вот, встретились мы здесь!
Сказал морской Кутх:
– Я пошел к реке.
Сказал речной Кутх:
– Я пошел к морю. Встретились мы тут, поборолись, потом
подрались, ослабели, сил лишились.
Старушка стала их ладонями растирать, лечить. Обдула их –
они сразу поправились.
Землю старушка посохом утрамбовала.
Сразу те встали, сильно друг друга застыдились, отправились по домам
В. И. Иохельсон (1855–1937) по ительменскому языку собрал 41 рассказ в 1910 и 1911 гг. ,во время комплексной Камчатской экспедиции Русского географического общества (РГО), получившей название «экспедиция Рябушинского» по имени спонсора,выходца из известной семьи предпринимателей Федора Павловича Рябушинского. Тексты были изданы в 1961 г. Д. С. Вортом (Уортом) на ительменском и английском языках по названием Kamchadal Texts (Камчадальские тексты).6 В 1969 г. Ворт опубликовал также словарь В. И. Иохельсона Dictionary of Western Kamchadal (Словарь западного камчадальского языка).7 Дэвид Коэстер в настоящее время подготав- ливает публикацию этнографических исследований В. И. Иохельсона по ительменам на английском языке.8 Рукописи В. И. Иохельсона по ительменам находятся в Общественной библиотеке г. Нью-Йорк.В 1910–1911 гг. Иохельсон посетил прежде всего западное побережье Камчатки. У него была возможность исследовать западный диалект ительменского языка, «который до сих пор сохранился в семи деревнях на западном побережье между Ичей и Аманино и далее на север, и на котором говорят также жители деревни Седанка. [...] Последний диалект, по-видимому, близок к одному из диалектов корякского языка.».Одну из последних глав Иохельсон посвящает «жителям полуострова Камчатки, так называемым камчадалам, говорящим на особом русском диалекте, который обычно называется камчадальским диалектом». Предлагаемые в данном издании тексты были записаны на западном побережье, где носители языка говорят на западном или северном ительменском диалекте. Исходя из того, что первоначальное название«Камчадальские тексты» создает определенную запутанность, настоящий сборник издается под названием «Ительменские сказки».В предлагаемом издании тексты, собранные Иохельсоном, переложены на современный шрифт ительменского языка. Русский перевод многих текстов, здесь слегка адаптированный к ительменским текстам, был опубликован в 1974 г. в сборнике «Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки».10 Подготовка текстов для сегодняшнего пользования затруднялась по различным обстоятельствам в течение 100 лет,прошедших после записи их Иохельсоном, в ительменских диалектах
6 Kamchadal Texts 1961, collected by W. Jochelson and edited by Dean Stoddard Worth.

Вещи, которые любит ворон Кутха.

Ворон вообще любит вещи. Ему нравится сама идея вещей. На многие вещи, в которые ворон имел неосторожность влюбиться, оцениваются деньгами, и Кутха, чтоб не травить себе душу, не будет говорить об этих вещах. Кутха станет говорить о вещах, которые уже с ним.

Есть у Кутхи синяя бутылка. Это прозрачная стеклянная бутылка высотой в сорок сантиметров. Когда-то ее форму принимал сорокаградусный травяной настой. У синей бутылки имеется крышечка, она кругленькая и гладкая, она темно-синяя, а в ней пробка. В бутылке немножко воска, это свечка, поставленная как-то Кутхой в подарок духу бутылки, прогорела вовнутрь. Дух бутылки похож на ночь, он добр, и если проговорить в бутылку свои горести и печали, то от них не останется и следа.

У Кутхи есть яйцо на подставке. Он зашел как-то в магазин для художников, а там продавались заготовки для росписи: деревянные доски, матрешки, животные, яйца и подставки для них. Кутха приобрел себе одно яйцо и подставку к нему, но расписывать не стал. Он придумал другое: выжечь что-нибудь на яйце и его подставке. У Кутхи был паяльник, но он ни разу еще ничего не выжигал, и опыт с яйцом был первый. Кутха придумал сложный и трудоемкий рисунок: всю поверхность яйца и подставки выжечь под ракушки. Он воплотил свою затею и поразился удачности опыта. Яйцо (и подставка) стали древними, как море девонского периода.
У Кутхи есть слоник – лампа для масла. Он глиняный, но как будто из кости, и очень славный, как шарик. Кутха ставит внутрь ему маленькую свечку, а в выемку наверху наливает воды, а сверх воды капает масло. В основном от насекомых, иногда – чтоб какой-нибудь неприятный запах из жилища выгнать.
У Кутхи есть лампа – светильник, она апельсиновый ветер. Когда ворону хочется почувствовать себя принцессой, он и днем включает эту лампу.

О других любимых вещах Кутха не расскажет потому, что они ритуальные.


© Анастасия Ник

сказка о вулкане

ОНИ ВМЕСТЕ, И ЭТО ГЛАВНОЕ!
Они вместе: самый красивый камчатский вулкан – Вилючик, и самая красивая камчатская бухта – Вилючинская. Я тебе обязательно покажу, и ты увидишь – ОНИ ВМЕСТЕ.
Потому что, если искренне звать Любовь, она непременно придёт к тебе.
Потому что, если упорно идти к своей Любви, непременно придёшь к ней.
А ещё потому, что стремление к Настоящей Любви не знает ни преград, ни времени, ни расстояний.
Кто-то скажет тебе, что, мол, Вилючик – просто потухший вулкан… и всё такое... и что есть бухты покрасивее…
Ну что ж…
Тем, кто так говорит, пожалуй, ещё пока не улыбнулось познать Великую Силу Настоящей Любви.
Юрий Росс

На берегу большого-большого океана, над которым в вольном ветре радостно парили белые чайки, и по которому серебрились пенные барашки волн, жили-были три вулкана – Вулкан-папа, Вулканша-мама и маленький сынок-Вулканчик.
Папа-Вулкан был занят тем, что постоянно извергался, обеспечивая семью магмой; мама-Вулканша приводила потоки лавы в порядок и следила за тем, чтобы на подножиях было всё чисто и аккуратно (она очень любила, когда среди рододендронов бегают весёлые евражки) а маленький Вулканчик с волнением вдыхал ветер океана, который вместе с терпкими солёными брызгами доносил до него ощущение каких-то неизвестных далёких тайн.
Вулканчику очень хотелось коснуться океана, чтобы понять, почему он так притягивает его, но, как он ни старался, у него ничего не получалось – ведь всем известно, что вулканам предписано стоять на своём месте, заниматься исключительно своей работой и не лезть не в своё дело. Проще говоря, у вулканов нет ничего, что могло бы помочь им передвигаться с одного места на другое – такова уж их судьба.
Сложно сказать, беспокоили струи ветра вулканчиковых папу и маму или нет. Они были солидными, произвели уже тысячи внушительных извержений, прекрасно выглядели, и барранкосы на их склонах были просто идеальны. Но маленький Вулканчик знал, что папа-Вулкан и мама-Вулканша тоже когда-то были маленькими, а потому он уже несколько раз спрашивал у них, что такое океан, и почему его так тянет к нему.
Мама-Вулканша на эти вопросы неизменно отвечала одно: «Ты ещё маленький, чтобы задаваться такими вопросами; лучше бы привёл в порядок свой кратер – разве ты не видишь, что он не идеально круглый? И следи за фумаролами, потому что именно они дают всем понять, что ты нормальный растущий вулкан, а не просто остренькая сопочка». Папа-Вулкан на вопросы сыночка вообще не обращал внимания – ну, во-первых, он был слишком занят своей основной работой, а во-вторых, он (и не без основания) полагал, что всякому овощу своё время, и что настанет день, когда на все вопросы ответы придут сами – просто не надо спешить – а в целом был солидарен с мамой. Оно и неудивительно – семья ж, как-никак.
Маленький Вулканчик всё время пытался встать на цыпочки, насколько ему хватало высоты, и заглянуть за горизонт. Ничего, однако, не выходило: за горизонтом снова виднелся только безбрежный синий океан, который манил и звал, а приблизиться к нему ну совсем никак не получалось.
Но однажды, после одного хорошего землетрясения, которое в соответствии с графиками работ устроили папа и мама, на берегу океана земля просела вниз, образовав весьма глубокую ложбину-провал, притом соединяющуюся с океаном, и в эту ложбину хлынула океанская вода. Потом солнце зашло, наступила ночь, а ночью всем вулканам полагается спать – и взрослым, и особенно маленьким, которые и извергаться-то ещё толком не умеют, а только учатся. Нет, конечно, бывают исключения, когда нужно извергаться и ночью, и на хорошее ночное извержение даже куда интересней смотреть, чем на дневное, но всё же маленьким вулканчикам следует строго соблюдать режим дня.
А ранним утром, едва только первые лучики восходящего солнышка пощекотали крутые склоны с аккуратными ровными снежниками и скалами-жандармами, и маленький Вулканчик проснулся, протирая глаза, он увидел...
…Да-да, он увидел прекрасное круглое Озеро, которое неожиданно образовалось как раз между семейством вулканов и океаном.
Конечно, Вулканчик уже видел разные другие озёра – с той стороны вулканов и с другой, а в одном месте их было аж семь… но почему-то именно это Озеро вдруг так взволновало его, и он никак не мог понять почему. Он попытался сделать шаг к Озеру, но у него снова ничего не получилось – ведь это так трудно для любого вулкана, а уж тем более для маленького, который только начал расти. Да и вообще, как я уже упоминал, хождение по земле туда-сюда для вулканов в целом нехарактерно.
А Озеро раскинулось, наполнив себя океанской водой через пробитую волнами протоку, и оно было очень красиво. Ему очень понравилось это место: ровный берег с песчаной дюной и чистым пляжем, несколько торчащих тут и там причудливых скал, а ещё три пирамиды величественных вулканов… правда, они далековато, но, во-первых, так их лучше видно, а во-вторых, Озеру вовсе не хотелось быть залитым извергающейся лавой, ведь оно только-только образовалось! Оно отражало белоснежные шапки, надетые на три серых конуса – два побольше и один поменьше – и чувствовало себя просто замечательно!
Вулканчик никак не мог понять, почему он целыми сутками не может отвести свой взгляд от Озера. Его тянуло к нему, тянуло непреодолимо, однако все его старания были тщетны. Ему не оставалось ни-чего – только заплакать.
Ты знаешь, как плачут вулканы, особенно маленькие? Его слёзы были горячими, они били из расщелин и маленьких кратеров упругими гейзерами, окутывая склоны клубами белого пара; Вулканчик сотрясался в рыданиях, и камнепады устремлялись вниз по его склонам, а на самом верху даже сошла лавина.
– Что с тобой, малыш? – спросила его мама-Вулканиха, заметив такие резкие перемены в настроении Вулканчика. – Впрочем, я догадываюсь, и ты можешь ничего не говорить. Просто ты из маленького становишься юным, и пришла пора рассказать тебе то, чего раньше ты не знал и просто не понял бы.
Видишь ли, сынок, когда-то давно – даже по нашим вулканьим меркам – океан был везде. Суши просто не было, а была только солёная вода и всё тот же вольный ветер над ней. Кто-то может думать, что тогда не было вулканов – он ошибается, поверь. Вулканы были всегда, только они были глубоко под водой. Они точно так же извергались, и по подводным каньонам точно так же текла раскалённая магма, и кипящая вода выбрасывала на поверхность океана мириады огромных горячих пузырей. Мы были всегда вместе – вулканы и океан… да и не только вулканы, а все горы вообще. Нам было хорошо вместе, но однажды суша начала подниматься, а океан уступать ей место. Не спрашивай почему, но так было. Многие вулканы оказались на земле... И теперь мы можем только видеть океан, а вот вкусить его чудесной солёной воды нам больше, увы, не дано… как бы ни хотелось. Нам остаётся только вольный ветер океана, который ласкает наши склоны, да воспоминания, которые передаются поколениями вулканов из уст в уста…
– Но, мама, почему тогда меня так тянет к этому Озеру? Именно к этому! Не к тем, а…
– Не знаю, сынок. Возможно, потому, что в нём живая океанская вода – малая толика той Великой Любви, которой изначально наполнен океан, и о которой мы ещё хоть что-то помним. И, наверное, для тебя это Озеро – часть Великой Любви океана, о котором мы всегда тоскуем и будем тосковать. Ты просто чувствуешь это, как и мы…
– Мама, я хочу к этому Озеру!
– Не глупи, дружочек. Никогда ещё не было так, чтобы вулканы ходили по суше. Наше дело – стоять, где стоим, извергаться, цеплять облака, ловить ветер и быть красивыми, могучими, величественными… Нам следует заботиться о наших рододендронах и евражках.
– Мама…
– Так. Я кому сказала?! Стой и занимайся своим делом. Любуйся своим Озером издалека, и этого, я считаю, вполне достаточно. Ведь мы же как-то обходимся без этого, разве нет? И ты обойдёшься. Что за мода пытаться быть не таким, как все? Или ты желаешь, чтобы тебе отец популярно объяснил?
Вулканчик хорошо знал крутой нрав папы-Вулкана, а потому покорно замолчал и лишь крепко стиснул зубы.
Он снова посмотрел на Озеро и вдруг заметил, что оно стало не совсем таким, каким было раньше… Что-то неуловимо изменилось в нём. Ему показалось, что оно стало совсем по-другому отражать и вулканы, и прибрежные скалы, и парящих над ним чаек…
Вулканчик не ошибся. Волны Озера, мягко ударяясь в берега, улыбались и говорили друг другу – ты слышишь? ты слышишь? ты слышишь? И Озеро вдруг поняло, что ничто на свете не бывает просто так, и мысленно поблагодарило мудрый Великий океан, создавший его именно на этом месте. Оно нежно смотрело на Вулканчик, однако было бессильно оказаться рядом с ним...
И тогда солёные волны подсказали Озеру способ. Долгий и трудный, но единственно возможный.
Звать Озеро во весь голос означало навлечь родительский гнев. Не зная, как быть, Вулканчик горько заплакал снова, и опять кипящие струи гейзеров с шипением и грохотом ударили из его склонов.
– Я хочу к тебе, Озеро!.. – чуть слышно бормотал он. – Ну почему я не могу к тебе, почему всё так? Почему всё так и в то же время не так?!
А Озеро смотрело на плачущего Вулканчика, и сердце его сжималось от боли. Ведь оно было наполнено солёной водой Великого океана, этой извечной Любовью, которая создала всё живое на этой планете, и которая не может оставаться безучастной к тому, кто её зовёт… Более того: оно уже само сделало свой первый шаг.
– Тс-с-с-с! – над самым ухом Вулканчика прошептала его мать. – Пока отец спит…
– Что, мама? – хлюпая носом, спросил расстроенный Вулканчик. – Что?
– Ну, хорошо, ладно, – сказала мама-Вулканша, – вот давай посмотрим на ситуацию трезво, по-взрослому. Вулкан и озеро – ну что у вас может быть общего? Я не понимаю. Вот нам с отцом сейчас вполне хватает вольного ветра океана; ветер доносит до нас чудесные солёные брызги, и это замечательно! Не достичь тебе Озера, малыш... Я очень тебя понимаю, но…
– Я хочу к Озеру, мама… хочу! И только к этому, правда!
– Ведь вот какой настырный, а? Ну что ж. Ответь-ка мне всего на один вопрос. Вот исходя из того, что я тебе вчера рассказала, сможешь ли ты прямо сейчас объяснить мне, почему именно к этому озеру, и ни к какому другому? – спросила Вулканша, внимательно глядя на сына. – Только, отвечая, будь прям и честен.
– Не могу, – признался Вулканчик, не колеблясь ни секунды. – Это то, что я не могу объяснить словами.
– Иного ответа я от тебя не ожидала, – с улыбкой сказала мать. – Значит, у нас подрастает хороший сын. Вот если б ты попытался сформулировать хотя бы одну фразу, я бы просто разбудила отца, и он бы тебе устроил хорошую встряску. А раз так, то… ну, пока он спит… и, если что, я тебе ничего не говорила…
И она тихонько прошептала ему на ухо несколько слов.
На следующий день, едва проснулся папа-Вулкан, юный Вулканчик немедля потребовал у него несколько уроков – как делать хорошие извержения. Отец весьма удивился – откуда бы взяться такому рвению, но… хорошие порывы надо всячески поощрять, а потому устроил показательный выброс лавы по одному из склонов. Это было именно то, чего хотел Вулканчик – не просто швыряние ввысь раскалённой магмы, пепла и вулканических бомб, а целенаправленное излияние лавы в одну сторону.
– Папа, папа! Я всё понял! Спасибо! Можно я теперь попробую сам?
– Конечно, можно, сынок! И даже нужно! А мы с мамой посмотрим.
И Вулканчик начал стараться изо всех сил. Он лихо вышиб пробку из своего кратера и принялся за труды. Поначалу, конечно, не всё шло гладко, но от выброса к выбросу получалось всё лучше. Лава исправно текла то в одну сторону, то в другую, и родители одобрительно кивали, гордясь за сына.
– Ну, вот и молодец, – сказал папа-Вулкан. – Пусть учится, ага, а я пойду-ка ещё посплю, раз уж такое дело.
– Я тоже, – смиренно сказала мама-Вулканиха, незаметно под-мигнув Вулканчику.
На самом деле она не уснула, а окутала вершину облаками и долго смотрела на Озеро, что-то вспоминая… Наверное, она вспоминала то же самое, что снилось уставшему Вулкану-отцу.
…Затея требовала титанических усилий. О том, чтобы её реализовать за считанные дни, нечего было и думать. Она требовала… годов?.. нет! Она требовала не один десяток, не одну сотню лет! Для её достижения нужны были тысячелетия! Десятки тысячелетий!!!
– Я хочу к тебе, Озеро, – шептал Вулканчик, изливая очередной бушующий пламенем поток лавы в заветном направлении.
Лава заполняла барранкосы и овраги, застывала, каменела, и весь лавовый конус Вулканчика медленно, почти незаметно – но всё-таки перемещался в сторону океанского берега.
– Я иду к тебе, Вулканчик, – певуче плескало волнами Озеро, втягивая в себя через протоку ещё больше солёной океанской воды, медленно и почти незаметно затапливая овраги и ложбины, заливая луга и низменности, ведущие к подножию Вулканчика.
– Я буду с тобой, Озеро, – упрямо твердил Вулканчик. – Буду!
– Мы будем вместе, Вулканчик! – вторило Озеро. – Мы будем!
И они шли друг к другу, не замечая, что над ними вихрем проносились долгие тысячелетия...

Это было давно. Очень-очень давно, мой милый Лучик. Но было именно так. Вулканчик рос и двигался к Озеру; Озеро ширилось, вытягивалось в длину и двигалось к Вулканчику.
Изменилось многое – изменились берега, ставшие причудливым нагромождением изумительных скал и хребтов, которые вытянулись несколькими острыми мысами, разбросавшими кругом коварные рифы; давно уже нет папы-Вулкана и мамы-Вулканихи; Озеро пришло к самому подножию Вулканчика, превратившись в волшебной красоты Бухту с бирюзовой водой океана; Вулканчик коснулся Озера-Бухты, стал взрослым Вулканом, и теперь ему уже незачем извергать из себя раскалённую лаву…
ОНИ ВМЕСТЕ, И ЭТО ГЛАВНОЕ!
Они вместе: самый красивый камчатский вулкан – Вилючик, и самая красивая камчатская бухта – Вилючинская. Я тебе обязательно покажу, и ты увидишь – ОНИ ВМЕСТЕ.
Потому что, если искренне звать Любовь, она непременно придёт к тебе.
Потому что, если упорно идти к своей Любви, непременно придёшь к ней.
А ещё потому, что стремление к Настоящей Любви не знает ни преград, ни времени, ни расстояний.
Кто-то скажет тебе, что, мол, Вилючик – просто потухший вулкан… и всё такое... и что есть бухты покрасивее…
Ну что ж…
Тем, кто так говорит, пожалуй, ещё пока не улыбнулось познать Великую Силу Настоящей Любви.