Ключевская свирепствует, вырываясь вверх из тени. Это, как оказалось, — самый большой вулкан на Земле, и поэтому он выглядел еще выше, будто бы этот неистовый заключенный буйствовал, прикованный к земле, стремясь вырваться в бескрайнее пространство, в дикое небо. Но это никак не удается, и тогда он яростно вышвыривает через кратер клубящийся дым; дым, окутывающий, наконец, небо! Он поднимается и поднимается, и расстилается спокойными солнечными днями сначала в виде гигантского серо-голубого пера прямо поверх макушки вулкана, а затем растекается синевой в виде ленты, как изгибающаяся золотистая дорога эфирной прозрачности. Небесная дорога перед пылающей каретой Земли, дорога перед совершенно маленькими сияющими ангелами, что бродят перед воротами из бисеринок и яшмы.
Это так здорово — переживать те дни, когда Ключевская стоит себе там и сверкает, как улыбка из огнеупорной глины. Все забываешь, кроме того, что жизнь прекрасна и воздух легок, забываешь, что нечто земное, убогое и жалкое может еще быть. Но об этом вспоминаешь снова, когда сверкающая белая вершина там, наверху, окутывается дымчатым покрывалом и скрывается от взора. Тогда все снова становится обычным, таким земным и однообразным. И мы, странствующие на своих двоих, оглядываемся и замечаем, что остановились в грязи деревенской улицы и пристально уставились в небезмятежные небеса. Мы улыбнулись друг другу, слегка озябшие, чуть-чуть дрожа, и сказали:
— Теперь сопка надевает шапку!
А когда сопка-гора надевает шапку, тогда лучшее, что можно увидеть и что может произойти, так это ревущий буран пли шумящий снежный шторм, или еще что там будет угодно. Между тем мы приходим в себя от предостережения свыше: в воздухе уже гремит и дрожит вокруг, и пройдут еще дни и недели, сине-серая дымовая завеса будет продолжать все окутывать, пока, наконец, глаза снова увидят и небо и землю вокруг.
Ключевская! Ты как снежная королева, а мы — твои верные вассалы. Ты морщинишь лоб и сердишься — и мы впадаем в страх; ты нам улыбаешься — и мы подскакиваем от радости, и хвала тебе вырывается из тысяч глоток. Топнешь ты вокруг — и бежим мы и прячемся в наши маленькие серые избушки, а если ты «зарычишь», говорим тебе озабоченно:
— Сопка сердитая! Гора бранится!
И наши глаза, и наши души наполняются испугом.
Но тебя ничто не заботит, ничто не трогает. Все так же гуля-ют ветры на твоей блестящей вершине. У ног твоих — маленькие насекомые, они живут своей жизнью в тени твоей и повсюду на земле, они работают, ненавидят, любят и умирают, танцуют и поют, поют и смеются. И плачут, и такие похожие — когда улыбаются. Да, они вполне улыбаются, даже если лицо твое сурово, они славные, улыбки озаряют их, будто твой белый глянец. И в весенние и летние вечера ты словно замираешь на месте, вся обратившись в слух, когда всхлипывают балалайки. Такова твоя мощь, Ключевская.
.png)
Комментариев нет:
Отправить комментарий