Раньше думали, что у эскимосов была практика уничтожения детей в трудные, например голодные, периоды, для того чтобы население оптимально соответствовало своей территории. Предполагали, что древние культуры выжили и сохранились в столь суровых условиях именно благодаря сознательному контролю над своей численностью. А опыт гармоничного сосуществования с природой - следствие того, что эти сообщества не развивались популяционно, то есть застыли в одном культурном состоянии и облике.
Напротив, эти культуры, пришли к мнению ученые, всегда были особо ориентированы на многодетность. Именно такой была сознательная политика «планирования семьи». Жесткие внешние факторы - эпидемии, голодные годы, стихийные бедствия и без того активно «регулировали» численность населения. Выжить - оставалось основной задачей. Оттого и отношение к детям - особое, может быть, не возвышенное и трепетное, но очень продуманное и глубоко осознанное. Ребенок в таких культурах всегда был своеобразным центром. Он никогда не терял своей значимости, как это происходило в европейской цивилизации с ее быстро растущими и кучно живущими человеческими сообществами.
На помощь людям Севера приходил тщательно охраняемый опыт традиционной культуры. Залогом успешного выживания было соответствие трем великим силам: природе (земля, видимое окружение и сущность самого человека), культуре и человеческому обществу.
Традиционные культуры неукоснительно соблюдают эти правила, и процесс налаживания отношений с природой - залог выживания человека - остается одним из самых осознанных и проработанных.
Основная задача родителей во всех культурах - обезопасить беспомощное дитя, создать благоприятное пространство для его существования.
Особая ответственность возложена на мать. А начинается все с того, как будет себя вести будущая мама. По отношению к беременной женщине всегда существовала масса предписаний и запретов. Данное природой дитя - это награда за прошлые заслуги и правильное поведение, залог будущих успехов. Беременность - время соответствующего поведения. Ограничения оберегают не только ребенка, но и будущую мать от разных опасностей, связанных с родами. Отец ребенка тоже принимал участие в благополучном исходе беременности.
После рождения ребенка возникает необходимость оберегать его сразу в двух пространствах - духовном, то есть буквально населенном духами, и физическом. Эти пространства нераздельны.
Тайн'ыквыт - охранители. Если родилась девочка, то к люльке вешали к'ляволь (оберег-мужчина), если мальчик, то н'эвьэн (оберег-женщина). Тундровой ивы срезали сучок, говорили, что помогает спать, охраняет. Если приболеет ребенок, то уголёк вечером надо положить у порога и утром занести в дверь. (Мария К.)
Условие избежания болезни - это своеобразная духовная, сакральная ее профилактика. Нужно заручиться поддержкой сверхъестественных сил и уберечься от злокозненных духов. Важно, чтобы духовная оболочка ребенка была столь же прочной, сколь прочна оленья шкура, из которой шьют одежду и делают ярангу. Человек существует на тонкой грани между мирами. Второе, скрываемое имя, которое дают ребенку на случай болезни, должно направить враждебные силы по ложному следу. Таким образом, не только природа через
ее мистических хозяев и охранителей управляет жизнью человека, но и сам человек уже в своем общественном пространстве посредством своей культуры как бы упорядочивает действия своих сверхъестественных соседей.
Уберечь ребенка от злых духов могут внешние знаки отличия на теле - чаще всего татуировка. Чукчи, как и представители некоторых других культур, стремятся избежать, в частности, так называемого эффекта сдваивания - дублирования внешнего облика ребенка. Сродни этому представлению - настороженное отношение к рождению близнецов во многих культурах.
Физическим домом новорожденного, заменяющим в первые месяцы жизни материнскую утробу, становится детский меховой комбинезон - кэлгэ- кэр, в переводе с чукотского - замкнутое пространство. Действительно, отверстия для рук и ног кэлгэкэра зашиты наглухо. Комбинезон шьют из шкуры новорожденного теленка оленя, мехом к телу. Свойства этого меха вызывают только восхищение, так он мягок и впитывает влагу. Ребенок в таком коконе чувствует себя так же безмятежно, как и у мамы в животе. Интересно отметить, что этологи, изучающие генетические поведенческие программы, сохранившиеся у человека с древнейших времен и роднящие его с животными, говорят о том, что осязательные рефлексы, связанные с мехом, действуют и сегодня.
Известный биолог и этолог, доктор биологических наук В. Дольник писал: «Ребенок, родившись, инстинктивно ищет мать, покрытую шерстью. Волнуется ли он, или хочет спокойно заснуть, ему очень важно прижаться к пушистому предмету - волосам матери, одеялу. Мы даем ему заменитель - пушистую игрушку. Инстинктивная потребность успокоить себя контактом с матерью сохраняется на всю жизнь. В любом возрасте чаще других слов человек в отчаянии кричит: «Мама!» И хватается руками за шерсть, которая всегда с нами, - за собственные волосы». С мехом безусловно связано чувство защищенности и безопасности у людей вообще (и людей традиционных культур в северных условиях особенно). Это косвенно подтверждает и животный символизм в материальной и духовной культуре чукчей: шкура животного - это само животное; участки шкуры, снятой с определенных частей туловища, должны, став одеждой, защищать и приходиться на те же участки тела человека. Оленьи ушки на головном уборе ребенка «помогают» ему острее слышать, отделка из собачьего меха служит охраной-оберегом от духов нижнего мира и т. д.
Весь младенческий период ребенок тесно связан с матерью и частенько проводит время у нее «в гостях», в ее керкере. Женский керкер был идеально оборудован также для содержания в тепле и порядке всех принадлежностей ухода за ребенком. «Галифе» - широкие, до колен, штанины керкера служили карманами с едой для малышей, детскими вещами, согретыми материнским теплом.
Маленький ребенок - это еще не совсем принадлежность мира людей. Не умея защищаться ввиду своей неопытности, он живет как бы на грани человеческой и природной сфер. Чтобы он закрепился в мире людей, нужно правильно обращаться с его вещами, которые представляют собой мостики между мирами. Нельзя допустить, чтобы по ним к ребенку могло подобраться что-то, таящее для него угрозу. Яркий пример - особое отношение к подгузнику и клапану. Но и в целом детские вещи, весь вещный мир маленького человека, как самую важную оболочку, следовало особо оберегать.
С самых первых дней человек жил в тесной связке с природой, что было залогом успешного выживания не только индивида, но и целого общества людей в суровом климате Чукотки. Хозяйственное, физическое и психологическое приспособление к этим условиям шло вместе с изучением животного и растительного миров. Не раз приходилось слышать: человек «идет за стадом» - стадо диктует поведение, форму ведения хозяйства. Но и от опыта оленевода зависит будущее сообщества. Как он воспитает стадо, так оно и будет служить, облегчать работу. В этом случае хозяйство как-то еще может регулировать отношения с природой. Биологи считают также, что человек, живущий в диалоге с окружающей средой, сохраняет и разделяет с животными многие биологические установки.
Есть у этологов такое понятие - территориальная мораль, которая наблюдается в мире животных и, слабее, в жизни человека. Для многих традиционных культур кочевников и скотоводов это имеет особенное значение и определяет в качестве необходимого жизненного пространства довольно обширные владения. Люди допускали существование на данной территории разных сообществ людей и животных, развивали взаимодополняемые хозяйственные уклады - охоту, пастбищное скотоводство, рыболовство, собирательство. Осмысливая такое сосуществование, они духовно осваивали территорию. Таким образом человек понимал это жизненное пространство гораздо шире «зоны» своего выживания.
Общность с животным миром - через близость ребенка к оленю, к охоте, - достигалась в культуре как материальными средствами - определенными режимами питания, например, так и духовными - через ритуалы и запреты.
Я вот недавно подумала: ведь у нас ребенок с самого дня рождения чувствовал вкус мяса. Как только дыхательные пути прочистили от слизи, сразу мажут губы арапалыын - жиром от мясного бульона. А потом первую соску дают - кусочек языка или мяса с голенного сустава. Дальше. Только начал ходить, ему уже нож на ремень повесили. Хоть тупой, хоть какой, все равно мальчик уже ножом играет. (Наталья Ц., Анадырский р-н)
Порой для работы в стаде не хватало пастухов, и девочку готовили в пастушки. Общество по своей физической гибкости вынуждено было идти и на такие подмены. Судьба при этом складывалась порой жестоко. Но мужчины старались несколько смягчить такие перегибы.
Я была с дядей все время в стаде. Он поймает мне рэквыт (оленью важенку), побьет по вымени, чтобы молоко разжижалось, я пососу, а потом опять верхом на олене еду по середине стада. Тогда же не то что сейчас, в нашем хозяйстве 8 стад было и все большие. Как быстро не стало оленей!
Устройство родственных, соседских и более широких связей в чукотском обществе предусматривало строгое разделение женской и мужской сфер. По сути, на определенном возрастном этапе культура и общество начинали полностью проявлять свою власть над ребенком как существом сознательным. Для того чтобы полноценно сосуществовали мужское и женское культурные пространства, их ясное и образное, символическое деление начиналось на уровне сфер взросления мальчика и девочки.
Нельзя не восхищаться тем, с какой мудростью люди следуют за природой - природой вокруг человека и своим естеством. Например, те же биологи знают, что в животном мире в так называемый импринтинговый период взросления, когда детеныш особо восприимчив, природа призывает самое старое поколение передавать информацию молодым. От молодых «учителей», и это доказано, информация не воспринимается. Так вот, в человеческой культуре, которая еще не боится и не «стесняется» следовать натуре, в определенном возрасте ребенок, в первую очередь мальчик общается и получает знание от стариков. А потом, чем взрослее он становится, тем энергичнее, строже и ближе к нему становятся его «учителя».
Первый серьезный диктат окружения начинается с отделения мальчика от женского общества. Ребенок переходит под власть семьи, родни и общества с того момента, как он перестает быть совсем беспомощным. С того момента, как научился справлять нужду без маминой помощи, к нему относятся, как ко взрослому. Особенно это касается мальчиков. Им сразу шьют одежду наподобие взрослой, со всеми необходимыми атрибутами: ремень, ножны с ножиком, чаат (аркан); воспитанием начинает заниматься отец или другие близкие родственники. Его мужская вселенная стремительно расширяется. Он должен научиться ощущать и вести себя в ней, как умелый человек, ответственный за себя, за свою семью, за своих оленей. На любой вопрос мальчику обязательно отвечали, выполняли все его требования, с ним советовались. Таким образом, он привыкал к самостоятельности и к власти, учился брать ответственность на себя и чувствовать себя мужчиной.
До 5 лет ребенку все позволяется, даже делать ошибки, ведь он на них учится. Мальчика потом надо постепенно отрывать от матери. Если отдельно живут дедушка и бабушка - отправлять ночевать к ним, или лет так до 9-10 отдать на воспитание. После 16 лет мальчика хорошо отдать в люди или дядьке, чтобы, испытывая лишения, обиды, закалить характер.
Обычно мальчика и девочку нарекали мужем и женой. И когда в дом девочки приходил мальчик, то его называли уменьшительно-ласкательным «млек'ай», а девочку звали «нэвэнк'ай». В мальчике одобряли напористость, а в девочке скромность, будущее умение отбивать натиск мужчины. Пацаны - это оленеводы, уже с 5-6 лет связаны с табуном. Нельзя женскую работу делать - стыдно. Когда долго не встречаются, то появляется лирическое понимание о женщинах.
Каждую девочку стараются воспитывать как настоящую женщину и учат сразу всему серьезно. А первый женский керкер, в идеале, девочка сама должна сшить. Так закладывали стимул быть взрослой, а значит, все уметь по хозяйству и быть хранительницей очага.
Пять лет исполнилось - уже все. Мама будит: «Вставай, костер разожги, чай вскипяти». В 7 лет уже по воду надо идти, при настоящей разделке оленя можешь поучаствовать. Или начать шить, мне, например, мешочек отдельный сделали, где таельгын (швейные принадлежности) были, титит (иголки)... А в 10 лет девочка - совсем помощница. Уже могут поругать за что-то, что не так сделала.
Сразу вырабатывали выносливость. Утром не хочется выходить, тебе говорят: «Иди, сначала на небо посмотри, идет ли дождик, на траве есть ли роса. Или есть ли поземка, в какую сторону струги снежные повернуты?» Приходишь, и тебя за чаем спрашивают: «С какой стороны ветер, эми рай на- выск'атемкын - где звезды? какие? облака какие?» Все-все надо сказать. Про звезды меня лет в шесть уже начали спрашивать. Спрашивали и девочек и мальчиков.
Девочка могла встать и в яранге пописать, а мальчик ни в коем случае. Мальчик уже в 3-4 года только на улице. Если мальчик что-то потребовал, то обязательно должны исполнить, обязательно. Никто не капризничал, тут не до капризов было. (Наталья Ц.)
Особо прививалась детям привычка «властвовать собой», сдерживать свои эмоции. Многие люди вспоминают, что взрослые сами старались не демонстрировать ребенку своих чувств. Эта разумная строгость и видимая безэмоциональность воспитания были очень важны и соблюдались, в первую очередь, в ритуально-охранительных целях.
Детство - точка отсчета не только человеческой жизни, но и всей культуры, которая с каждым новым человеком как бы выныривает, возрастает из природы, но никогда не отрывается от нее.
Елена МИСЬКОВА,
научный сотрудник
кафедры этнологии
исторического факультета МГУ,
Надежда ВУКВУКАЙ,
научный сотрудник лаборатории
традиционного природопользования
и этносоциальных исследований,
Чукотский филиал
СВК НИИ ДВО РАН
.png)
Комментариев нет:
Отправить комментарий